ФИНТИФЛЮШКА
А этот текст уже личный, написанный частично по своему опыту, так сказать, столкновения со здоровьем. Рад, что написал его.
Название: Благодарю
Размер: миди (29771 слово)
Пейринг/Персонажи: Глен, Истер, Ирма, Кейт, Майк, Вик, Джеф
Категория: джен
Жанр: Ангст, Драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: POV, смерть персонажа
Краткое содержание: Не всегда выходит исполнить свою заветную мечту, особенно если на её пути препятствием встаёт неизлечимая болезнь. Но иногда одна встреча может изменить всё.
Текст в нескольких форматах
yadi.sk/d/MoMpUE30qH2Xr

– Как же бесит! – девушка зло стиснула пальцы в кулак, в очередной раз не удержав карандаш в своих предательски слабеющих руках, и тот скатился по листу тетради на смятую простыню больничной койки. Зажмурив зелёные глаза и набрав в грудь воздуха, она старалась отогнать злость, туманившую голову, как учила в таких случаях Ирма.
Но сдержать ненависть в себе, и особенно к себе, не вышло: она зло вырвала листок из тетради с как попало написанными строчками из песни и неуклюже, насколько позволяли пальцы, смяла его, бросив на пол, к другим таким же несчастным.
Стоило давно отложить тетрадь в сторону и лечь уже отдохнуть, так было лучше, думала она, чем истязать себя, стараясь записать хоть строчку, терпя каждый раз неудачу. Но она так и не решилась закрыть тетрадь, лишь отодвинула в сторону и встала с койки, неуклюже подойдя к окну своей одиночной палаты, которое невозможно было распахнуть настежь и пустить больше свежего воздуха, только приоткрыть на несколько сантиметров.
Всё ради безопасности пациентов.
За окном больничной палаты, с серых, затянувших всё небо мрачных туч, шёл постукивающий по окну мелкой дробью дождь. Он не прекращал лить с самого утра, и снаружи сейчас мало кого можно было увидеть, лишь несколько несчастных, кому не посчастливилось посетить больницу именно в этот день. Вниз она глянула всего лишь на пару секунд, не задержав своего взгляда на привычной и давно уже знакомой до мельчайших подробностей картине. За все эти годы она изучила больничный двор до мельчайших подробностей, знала где, что и как, да и искать кого-то знакомого там не имело смысла – уже несколько лет как друзья и знакомые забыли дорогу к ней.
От этих воспоминаний её бледное лицо скисло, превратившись сейчас, наверное, в одну сплошную маску недовольства и сожаления.
– Глупо…
Она не договорила свою мысль, зажмурила глаза и дотронулась пальцами до лба.
– Блин, глупо было так долго смотреть на небо, теперь голова закружилась.
Часто поморгав, отгоняя навалившуюся боль, она обернулась, бросила взгляд на чехол для гитары, которую не брала в руки уже долгое время, но зачем-то держала всё время подле себя даже в больнице, и вернулась на койку. Посмотрела на тетрадку, на карандаш, и вздохнув, улеглась: всё желание продолжать работать над песней пропало окончательно, потому она улеглась, бесцельно уставившись в потолок.
Но шум из коридора и открывшаяся дверь, привлекли её внимание. Она посмотрела на вошедшую в палату медсестру и тут же отвернулась, словно не желала её видеть.
– Я, конечно, всё понимаю, Истер, но вот так бесцеремонно игнорировать человека, который ставит тебе укол в одно место, не самая лучшая идея.
Истер не ответила, продолжая смотреть на закрытое окно и слушать возню Ирмы, которая готовила укол и капельницу с очередной химией, которая никогда ей не поможет и не вернёт здоровье.
– Переворачивайся тогда уж на живот, угрюмая ты наша, настал час процедур.
Продолжая молчать, Истер сделала, как просили. Сейчас она почувствует очередной укол, уже неизвестно какой по счёту, боль от него, а потом ещё час проведёт под капельницей. Но в этот раз что-то пошло не по привычной колее.
– Спешу тебе сообщить одну новость. Завтра сюда приедет новенький, ты уж с ним там полегче, а то знаю я твою вредную натуру.
Медсестра немного помолчала, надеясь на ответ, но не дождавшись, продолжила:
– Тебе это, конечно, не интересно и ты сейчас хочешь остаться одна, раз уж решила больше ни с кем не общаться, но хоть сейчас просто забудь про все проблемы, это ведь такой замечательный шанс снова завести друзей. Пускай и в таком месте.
Снова помолчала, вздохнула, не дождавшись от Истер ответа. А она и не собиралась отвечать, как и следовать советам Ирмы. Не здесь, не в таком состоянии, она не хотела больше терять друзей, как это было раньше.
Истер, уткнулась лицом в подушку и стиснула пальцы, почувствовав незакрытую тетрадь с кое-как накаляканными стихами из песни, которую она сочиняла, и которую всё никак не могла закончить. Ей просто не хватало сил сделать это, болезнь отбирала её единственный лучик счастья, к которому она стремилась с детства.
Этот лучик угасал на её глазах.
Оставалось только доживать свои последние мгновения в этой палате, на этаже для людей без будущего, ставшим для неё вторым домом, и забыть про мечты.
– Я, конечно, всё понимаю, – искренне начала медсестра, глядя на меня, – это не самое приятное место для времяпрепровождения, и тем более – не в твоём случае, но с таким выражением лица… уж извини.
Похоже, после этих слов моё лицо совсем скисло – если судить по недовольно надувшимся губам стоявшей рядом медсестры, которую попросили проводить меня до палаты на шестом этаже. Вот теперь даже не знаю, что ей сказать такого. Она права, больница и правда не самое приятное место, и не только для меня – вообще сомневаюсь, что люди мечтали бы попасть сюда, особенно после того, как врач чётко и ясно расставил все точки над «И», вынеся неутешительный приговор.
– И… – она глянула на мои волосы, неуверенно поджав губы, а я уже догадывался о её следующих словах: – У тебя волосы торчком, вот тут.
Я чертыхнулся и быстренько пригладил их. Вечно с ними беда, как ни стригись!
– Ладно, не будем тут киснуть, пойдём лучше.
Медсестра старше меня, наверное, лет на десять, черноволосая, в халате, как и положено работнику больницы, и… со значком местной рок-группы на груди, что совсем чудно видеть здесь. Её переполняло искреннее желание помогать пациентам, в чём я уже успел убедиться на своей шкуре с первой же встречи.
Она потянулась к моей не самой лёгкой сумке, надеясь втащить её в лифт, но я заранее взял сумку. Губы медсестры, окрашенные в бордовый цвет, опять недовольно надулись из-за упущенной возможности взвалить всё на себя.
Мы зашли в просторный лифт, куда можно было вкатить носилки и без проблем впихнуть ещё несколько человек, после чего медсестра обернулась ко мне, а её палец замер на кнопке шестого этажа.
– Этот лифт, как бы тебе сказать…
– Давайте уж прямо, мне теперь любые гадости мелочью кажутся.
– Гляжу, этот пессимизм из тебя придётся долго и усердно выбивать, – обречённо вздохнула она.
«И откуда только они взяли такую святую?» – подумал я, вспомнив наш первый разговор у дверей кабинета врача, откуда меня собирались отправить на спецэтаж. Прежде сёстры не особо со мной разговаривали, просто делали свою работу и улыбались, а эта сходу взяла мою сумку и, надрываясь, поволокла её, при этом рассказывая мне что-то позитивное и ободряющее. На полпути сумку пришлось отобрать, видя по покрасневшему лицу девушки, что она на пределе своих сил. Наверное, на шестой этаж, куда меня и направили, набирали работников по каким-то критериям, главный из которых – неиссякаемый энтузиазм. Или вкалывали что-то весёлое, не знаю.
– Можешь расслабиться и больше не переть эту тяжесть, лифт медленный и всегда проезжает нужный нам этаж. Всё не исправим никак, постоянно так случается.
«Судьба как бы намекает – не надо мне туда», – подумал я, вздохнув.
Я положил сумку, а медсестра нажала на кнопку с цифрой шесть. Лифт медленно, с неохотой тронулся с места. Думаю, в каких-нибудь книжках автор написал бы о долгой дороге на эшафот, где героя поджидала медленная и мучительная смерть. Наверное, таким героем я со стороны и выглядел; по крайней мере, именно так видел себя я сам.
– Меня, кстати, зовут Ирма, я буду помогать тебе всем, чем смогу, – уверенно заявила медсестра. – Другие сёстры тоже, так что заживёшь!
– Глен. Другие тоже такие энтузиастки, как вы? – зачем-то спросил я. Наверное, и даже наверняка, мой вопрос прозвучал грубо, но сдержать язык за зубами не вышло, нынче он был остреньким и любил отпускать глупости.
Судя по прищуренным карим глазам, которые с подозрением глянули на меня, Ирма думала так же. Правда взгляд тут же стал мягче, и она с улыбкой ответила:
– Да.
После такого прямого ответа хотелось сразу пасть духом. Меньше всего мне сейчас хотелось ощутить на себе чей-то позитив, с которым будут лезть в душу, словно я… Хотя так и было, не стоило забывать об этом.
Лифт, который и правда вёз нас не торопясь, замедлил ход ещё сильнее, словно собирался остановиться, но тут же дёрнулся и поехал дальше. Кнопка с цифрой шесть потухла, и зажглась следующая.
– Сейчас доедем до седьмого и сразу спустимся на шестой, – заверила меня Ирма. Я заметил, как её взгляд зацепился на секунду за сумку возле моих ног. Вздохнул и подобрал её. Больно надо, чтобы со мной возились, словно я сам ни на что не способен.
Лифт наконец доехал, двери открылись, но я не успел ничего рассмотреть за ними – Ирма нажала на кнопку, и они моментально закрылись. Затем лифт дёрнулся и поехал вниз.
– Маленькое, но весёлое приключение, – она хихикнула и подмигнула мне. Я ещё не успел ответить, когда она не глядя потянулась к сумке… и схватила воздух. Её пальцы ещё несколько раз пытались нащупать отсутствующую на полу сумку, но безуспешно. Она глянула вниз, потом вбок и на меня, и тут же выпрямилась, сделав вид, что ничего не было.
«Детский сад какой-то, ей-богу, – решил я. – Надеюсь, меня оставят тут в покое хоть на время».
Лифт остановился, теперь уже на нужном нам этаже, Ирма вышла, посмотрела на меня всё с той же жизнерадостной улыбкой добродушного святого отца из церкви, куда меня недавно водили родители, и показала пальцем на пол, чтобы я встал рядом. Вот и он, мой загадочный шестой этаж, номер которого звучал как приговор из уст лечащего врача.
– Мы на месте, сейчас я покажу твою палату.
Снаружи меня встретили яркие стены, расписанные художником в виде городских улиц и парков, над которыми светило яркое летнее солнце на чистом голубом небе. Художник постарался на славу, эта панорама дарила самые светлые мысли, отгоняла тревогу, даря надежду на будущее. По крайней мере, так было задумано, но сильно сомневаюсь, что вновь прибывшие, поговорив с врачом, горели желанием найти здесь счастье и выкинуть из головы мрачные мысли. Со мной это сейчас не прокатило. Оно и не удивительно, если знать, что шестой этаж этой больницы предназначался для неизлечимо больных людей, которые проживали остаток своих дней под капельницей или подключённые к каким-нибудь аппаратам. Зато это объясняло поведение Ирмы.
Никогда раньше не думал, что попаду в подобное место. Собственно, я вообще об этом не думал и даже не подозревал о его существовании. За несколько месяцев до того, как я загремел в больницу первый раз, после одного неприятного инцидента, когда я как подкошенный рухнул на пол в коридоре колледжа и не смог самостоятельно встать, я грезил лишь путешествиями. Мечтал, как бы поскорее закончить учёбу и рвануть куда-нибудь, даже собирал буклетики в туристических фирмах – они до сих пор лежали в моей сумке. Но теперь я оказался тут, и все мои мечты превращались в дым, уносимый от меня сильным ветром.
Эх, это были, конечно, наивные идеи человека без гроша в кармане, но так просто разбрасываться ими я тогда не собирался. Я учился, набирался опыта, после учёбы подрабатывая в разных местах, чтобы уже после выпуска в кармане было хоть что-то для осуществления моих ярких идей.
После разговора с врачом и его красочных словах о моём будущем эти мечты стали выглядеть наивными сказками, которые так и останутся грудой помятых буклетов в сумке. Когда день за днём проходят в палате, и ты не знаешь диагноза, ждёшь, когда выпишут, а затем тебе сообщают, что надежд больше нет, это отрезвляет.
Я посмотрел на белый электронный браслет на своём запястье, выданный мне врачом. Символ разбитых надежд, который носили все обитатели шестого этажа, как бы киношно это ни звучало. По нему нас легко можно было узнать среди других пациентов, а ещё он посылал сигналы о нашем состоянии диспетчеру, чтобы оперативно узнавать о рецидивах и отреагировать на них. Аналог фитнес-браслета, как я понял.
Когда я получал его, в моей голове пронеслась неприятная мысль, что шутки кончились. Не было никакой паники, страха, я не лил слёз, когда слушал врача, слушая свой приговор, не было желания заткнуть ему рот, чтобы он больше не говорил таких жестоких слов, я смотрел на него без эмоций, понимая, что он попросту делает свою работу, он не виноват в моём диагнозе, он только его озвучивает. Но моё сердце тогда сжалось в комок. Вот и всё, я ещё ничего не успел сделать в этой жизни, а она уже пошатнулась и рухнула. И ничего с этим не поделаешь, оставалось только надеть браслет и перевестись на шестой этаж, где мне оставалось ждать либо чуда – что учёные найдут лекарство, либо своей смерти.
Я, конечно, утрирую, я оказался тут не навсегда, но ничего не поделаешь, пинок я получил внушительный и болезненный.
Наверное, стоило радоваться, что я заболел, когда ещё не успел толком почувствовать вкус жизни, узнать все её радости, так что и терять мне было нечего. Жаль было только родителей, они лили слёзы всякий раз, глядя на меня, ведь я был у них единственным ребёнком. Они и сейчас, наверное, плачут. Для них это большая трагедия, чем для меня.
Вот я и тащился по коридору в свою одиночную палату, в которой неизвестно сколько проведу времени.
«Пора завязывать с подобными мыслями, а то совсем скачусь», – одёрнул я себя.
– Этот этаж не самое весёлое место, признаю, да и палата у тебя одиночная, – сказала Ирма, привлекая моё внимание. – Но, надеюсь, ты тут не заскучаешь.
– А тут есть ещё кто-то?
– Сейчас… – она задумалась, как бы сказать об этом, нервно засмеялась и наконец ответила: – Одного недавно забрали домой, а другая у себя в палате.
Забрали домой… Я сразу понял смысл этих слов по дрогнувшим интонациям в её голосе. «Забрали», так вот тут говорят новеньким, говоря о смерти. Значит, тут был только один человек, и это хорошо. Если она не так активна, как Ирма, то какое-то время я смогу побыть в одиночестве. Главное – узнать, какая она и в каком состоянии.
– Чуть дальше есть холл, где ты можешь посидеть и посмотреть телевизор. Обычно там никого не бывает, так что особых проблем с тем, чтобы достать пульт, не возникнет. Кушать будут приносить в твою палату. Кормят хорошо, – она весело подмигнула мне, – но если не захочешь есть там, мы можем подать обед в холле.
– Спасибо, я подумаю.
– Можешь не благодарить, такая у меня работа.
Ирма, как я понял, была здесь обычной медсестрой – добрая молодая девушка, которая явно увлекалась рок-музыкой, может, даже играла на каком-нибудь инструменте в свободное время. Это сейчас меня мало интересовало, хотя я и сам играл с друзьями и очень любил это дело. Но, наверное, хорошо, что здесь работает подобный человек – можно было не сомневаться, обо мне позаботятся, абы кого на работу с такими пациентами не возьмут.
При этой мысли я еле сдержался, чтобы не скривиться. Сейчас хотелось немного одиночества, чтобы мне как меньше напоминали о моём здоровье.
Мы остановились возле палаты под номером шестьсот восемь, сестра широко распахнула дверь, пропуская меня первым, и, отбросив неприятные мысли, я принял её приглашение.
Осмотрелся.
Небогато, конечно, но и не моя прошлая палата, где ютилось ещё несколько больных, и у каждого были лишь койка и тумбочка. Небольшая и на вид уютная комната с поручнями на стенах, цветными занавесками на окнах, раковиной, обычным столиком на колёсиках, холодильником и даже шкафом. И тут есть собственный туалет! Можно не бегать далеко от койки. Смахивало на дешёвый отель, разве что собственного телевизора не хватало, но с этим я как-нибудь справлюсь с помощью ноутбука и планшета или телевизора в холле. Сильно скучать не придётся.
Я подошёл к окну и попробовал его открыть, чтобы пустить свежий воздух в палату, но оно лишь приоткрылось на несколько сантиметров и встало намертво.
– Больше открыть не получится, они специально сделаны так, чтобы… – Ирма пожевала губами, подбирая слова, но я и так прекрасно понял, что она хотела сказать. Странно, что, работая с такими пациентами, она до сих пор не может сказать подобных слов.
– Я понял, не беспокойтесь, – сказал я, улыбнувшись ей, как смог, хотя у самого от этой догадки кошки душу скребли. – Шестой ведь этаж, не все выдерживают, кто-то хотел бы быстрой смерти для себя. Но могли бы и просто решётки поставить.
– Не улыбайся лучше так, а то страшно, особенно когда говоришь подобное, – скривилась она и отмахнулась, словно отгоняя от себя мою мрачную улыбку. – Но ты прав, так и есть. Теперь это твоя палата, располагайся. Мы уже убрались тут, думаю, будет удобно. Правила и распорядок я рассказала; так как ты передвигаешься самостоятельно, то можешь выходить через главный вход на улицу, только далеко не уходи и не задерживайся, а в остальном всё будет так же, как и прежде. Если понадобится помощь, то жми на вон ту кнопку, мы сразу придём, – она слегка качнула головой. – Всегда буду рада помочь. Надеюсь, у тебя больше не будет таких приступов, и ты здесь не задержишься, как Истер.
Она развернулась и вышла из палаты. Но перед этим я увидел, как лицо Ирмы исказила боль от воспоминаний о той самой Истер.
– И я на это надеюсь, – сам себе прошептал я.
Когда Ирма ушла, я сел на край койки с белым одеялом, положил руки на колени, бесцельно уставился на свою сумку, которую надо было распаковать и разложить все вещи на свои места, и зачем-то включил поплывшие от идиотских мыслей мозги. Наверное, не стоило оставаться в подобном месте одному после разговора с лечащим врачом, рассказавшим тебе пустым безэмоциональным голосом о том, что ждёт тебя в скором времени, во что тебя превратит твоя болезнь.
Я приложил ладонь к лицу и стёр проступивший пот. Здесь не было жарко, жарко сейчас было в моей голове, мыслях, идиотских и самых чёрных. Я не удержался и нервно хихикнул, но тут же стиснул зубы и от страха вцепился пальцами в чёлку. Хотелось взвыть.
Попав сюда, я окончательно осознал свою участь – человека, который, наверное, уже совсем скоро не сможет встать с койки и самостоятельно добраться до туалета. Меня прошиб холодный пот: от этих белых стен, от моих идиотских мыслей, от самого себя, от того, как я поступил со своими друзьями, полностью прекратив с ними всю связь, потому что хотел остаться один, чтобы меня не подбадривали всеми этими «всё будет хорошо, ты прорвёшься и победишь», от которых становилось тошно. Ведь я знал правду и видел конец своей истории.
А главное, я ненавидел теперь свои рухнувшие в помойную яму мечты.
Я с ненавистью посмотрел на свою сумку, где в кармашке всё ещё лежали туристические буклетики, и с какой-то остервенелой жестокостью придвинул её ближе, одним быстрым движением расстегнул молнию и вынул их. Путешествие по загадочным лесам нашей страны; поход в живописные горы; посещение памятников прошлого. Яркие и радостные фотографии и добрые, чудесные слова, описывающие многообразие мест, которые можно посетить. Вот она, моя несбывшаяся и ушедшая на дно мечта, которую я так долго лелеял и носил в своём сердце. Пора было с ней распрощаться и не терзать себя мыслями об этих местах, чтобы не висел на сердце такой груз.
Я смял буклетики в комок, встал с койки и подошёл к мусорному ведру, решительно глянул на дно и разжал пальцы.
– Пока-пока, мечты.
– Говорят, ты из своей палаты уже второй день не вылезаешь? – Ирма профессиональным взглядом бывалой медсестры глянула на капельницу, потом на иглу в своих руках. – Неужели тебе здесь так понравилось?
– Вылезаю, у меня обследования каждый день и процедуры.
– Ты прекрасно понял, о чём я говорю, – недовольно надулась она. – Я о твоём личном времени.
– А что мне прикажете делать там? – ворчливо ответил я, лёжа на койке в ожидании очередной капельницы.
– Ну, не знаю, дай подумать… Наверное, это тебе решать, так? – Ирма вопросительно посмотрела на меня. – Включай голову и несись со своей фантазией на всех парах! На худой конец, возьми и пообщайся с Истер, ты же до сих пор не знаком со своей соседкой.
– Она и сама не спешит знакомиться, – буркнул я, хотя это могло прозвучать жестоко, ведь я не знал в каком состоянии она лежит в своей палате. Может быть, она даже не может встать с койки без посторонней помощи, а я тут хорохорюсь.
– И что с вами делать? – вздохнула Ирма, закрыв глаза и коснувшись пальцами лба. – Вы точно два сапога пара.
– Какие есть.
– Вогнать бы вам эту иглу в одно место, – снова недовольно вздохнула она, наверное, жалея, что не может этого сделать, а потом добавила: – Хотя я и так вгоняю их туда каждый день.
Наверное, стоило прямо сказать ей, чтобы она прекратила вести себя так, словно я её старый друг, с которым можно не церемониться, и вернуть всё в русло «пациент-медсестра», но вместо этого я мысленно махнул на неё рукой. Пускай ставит капельницу и идёт своей дорогой.
– Я понимаю, что в этой больнице, как и во многих других, не то чтобы много мест для развлечений, но проводить всё время в одиночестве… тут каждый рехнётся.
– «Such a lonely day», – почему-то пришли мне в голову слова из одной песни, которую мы иногда играли на репетициях. Я сразу пожалел об этом, дав Ирме новую тему для разговора:
– О! Знаешь «System of a down»? Я обожаю их, отличная группа! – обрадовалась она.
– Мои… друзья их часто играют на своих выступлениях и в компании, я им помогаю в этом.
– Умеешь играть? На чём? – она сильно оживилась, узнав об этом.
«Надо держать язык за зубами рядом с ней!»
– Гитара, бас-гитара, – вяло ответил я, без желания развивать этот разговор дальше.
– А я вот в школе умела на треугольнике играть, – с умилением вспомнила она, и почему-то от этих слов я сперва уставился на неё от удивления, а потом не удержался и громко засмеялся. – Чего смеёшься?
– Обычно хвастаются игрой на гитаре, синтезаторе, барабанах, а вы… – я снова засмеялся, представив эту картину: как кто-то хвастается на сходке музыкантов, что умеет играть на треугольнике.
– Пускай ты тут хохочешь надо мной, моя учительница музыки меня часто хвалила, и вообще я могла… – на этом её хвастовство закончилось, и она как-то удручающе скисла.
– Что – «вообще»?
– Давай не будем о прошлом, я всё равно пошла учиться в медицинский, так что с этим проехали. Лучше давай капельницу поставлю, а то меня ещё Истер ждёт.
Дальше всё вернулось в привычную колею. Я почувствовал запах антисептика, затем боль от входившей в вену иглы. Ирма всё это время молчала и делала свою работу профессионально, без заминок, отработанно. Состав из капельницы потёк вниз, в мою вену, чтобы бороться с болезнью и замедлять её развитие.
– Знаешь, если безвылазно сидеть в четырёх стенах, то никакой препарат тебе не поможет, – со строгим взглядом сказала Ирма, стоя надо мной. – Здесь не так много интересных мест, но ты сходи и посмотри на те, что есть, а ещё лучше – растормоши Истер, вам будет о чём поговорить, у вас же общее увлечение. Где она лежит, ты знаешь. Скоро вернусь, не скучай, – она махнула рукой и вышла, но тут же заглянула обратно: – И да, причеши волосы перед этим.
Ехидно хихикая, она снова скрылась за дверью, а я опять чертыхнулся.
«Что ещё за общие увлечения?» – думал я, когда спустя некоторое время после процедуры выбрался из койки, и подошёл к двери. Я чувствовал себя полным идиотом, которому надо было срочно сгореть со стыда и не позориться, и не потому, что я послушался Ирму и принял её слова как руководство к действию – хоть она и была права, – а потому что, словно дурак какой-то, крался к двери, до которой всего несколько шагов. Всего пара дней здесь, а уже схожу с ума! Но я не хотел шуметь, чтобы не попасться на глаза медсестре и не выслушивать потом её наставления и одобрения. Я просто хотел осторожно выглянуть наружу.
В какое же днище я сам себя загоняю, проще головой врезаться в эту самую дверь, чем позориться так!
Я медленно повернул ручку и не спеша приоткрыл дверь, сразу почувствовав на лице свежий воздух, которого так не хватало из-за плохо открываемого окна. Я стрельнул взглядом по сторонам; никого там не увидев, прислушался, и, убедившись, что коридор чист от посторонних, открыл дверь шире. Я не хотел сейчас с кем-то встречаться, разговаривать, слушать кого-то, особенно ту загадочную соседку по этажу. Я просто решил выйти, посчитав, что и правда загнусь тут быстрее, если буду безвылазно мять койку.
Выбравшись из палаты в коридор, некоторое время я бесцельно бродил по этажу, просто осматриваясь. Мне казалось, что я попал в один из тех фильмов про апокалипсис, где только я остался в живых, а все остальные вымерли от смертельного вируса. Пустой длинный коридор, холл с выключенным телевизором, несколько столиков с задвинутыми стульями, мягкий диван и шахматы. Если всем этим и пользовались недавно, то на первый взгляд это было незаметно. Чувство одиночества не отпускало меня, когда я глядел на нетронутые стулья. Одиночество и пустота. Наверное, отсюда многие мечтали сбежать. Я-то точно уже хочу.
Я не стал ничего трогать, решив для себя, что хватит, насмотрелся, пора возвращаться.
Двери соседних палат были закрыты, из-за них не доносилось ни звука, что подчёркивало ощущение одиночества. И в одной из этих палат лежала моя единственная соседка – Истер. У меня не возникло желания с ней поговорить, даже просто познакомиться, поздороваться. Если ей хуже, чем мне, то моя унылая рожа, скорее всего, нагонит ещё больше хандры… а её состояние может сгустить тьму в моих мыслях о будущем.
Но когда я возвращался к себе, из одной палаты вышла незнакомая мне медсестра, держа в руках пустую капельницу. Она с улыбкой кивнула мне, когда заметила, и, ничего не сказав, ушла.
Вернувшись в свою палату, я устроился на удобной койке и достал планшет, чтобы зарыться в интернет. В этот день я так и не решился ни с кем поговорить.
Как и на следующий.
Правда, моё неподвижное стояние возле чужой палаты выглядело со стороны, наверное, так себе, но на следующий день ноги сами понесли меня к той самой двери, откуда вчера выносили капельницу. Я специально выждал время, когда закончатся все процедуры, не хотелось тревожить в не самый приятный для больного момент, но любопытство всё равно принесло меня сюда. Я всё не мог выкинуть из головы слова Ирмы о тех самых «общих увлечениях», почему-то они меня зацепили, и мне захотелось хоть чуть-чуть приоткрыть их тайну – что это за увлечения такие?
Но я встал как вкопанный, так и не дерзнув постучать в дверь, когда услышал по ту сторону приятный и мелодичный женский голос, который пел неизвестную мне песню, грустную и одновременно обнадёживающую. Вот голос запнулся, остановился, песня прервалась – и я поник, больше не слыша её. Я знал много песен, мы с друзьями любили петь – они частенько выступали небольшой группой с собственной аппаратурой в каких-то подворотнях, а я помогал им, играя на гитаре. И я любил музыку, хоть и был в этом деле профаном. Только эта песня была абсолютно мне не незнакома. Она была словно из другого мира; создавалось ощущение, будто душу человека, который написал её, когда-то пропустили через мясорубку, но, пережив жуткую боль, он выбрался, чтобы донести до других свои слова и чувства.
Я приложил ухо к двери, прислушиваясь. Девушка чертыхалась, проклиная себя, бормотала, что эти слова не должны стоят рядом с теми, что надо срочно всё переписать. Она подбирала слова, снова перепевала уже изменённые строчки, и, найдя подходящий вариант, радостно вскрикнула и резко замолчала. А затем я услышал в её голосе боль:
– Проклятые пальцы, ну почему вы не можете нормально держать карандаш и писать! – отчаянно выкрикнула она. – Ну же, прекратите его ронять!
Стало ясно, что мне не стоит дальше тут стоять, уж точно не сейчас, и я оторвался от двери и вернулся в свою палату, зачем-то шепча слова из той песни, которые умудрился запомнить.
А на другой день я больше не думал знакомиться со своей соседкой, вышвырнув эту мысль из головы. Правда, там многое давно пора было вышвырнуть куда подальше, но свой приговор получила именно она. Мы всё равно встретимся рано или поздно где-нибудь на просторах шестого этажа, а лезть к этой Истер с музыкой чревато для нас обоих – судя по отчаянию, которое сквозило в её голосе. Лучше было не напоминать ей о мечте, которую болезнь у неё отбирает. Как сыпать соль на рану.
Дни в больнице текли мучительно долго, перетекая с одного скучного занятия к другому, такие как капельница, приёмы пищи, посещение врачей и обследования, а также посиделки в интернете и общение с Ирмой, когда она дежурила. На этаже работали и другие медсёстры, добрые и приятные, всегда готовые помочь, но только Ирма не закрывала рта, вечно что-то рассказывая и стараясь завести беседу, совсем не интересуясь, хочу ли я этого. Я даже стал замечать, что мне начинает нравиться общаться с ней, это привносило хоть какое-то разнообразие в серые будни. У неё словно была некая власть – заставляла что-то делать, не сидеть на месте, она прощупывала в разговоре мои интересы и слабости, давя на них, как на рычаг, и сдвигая с места уже меня. Так, после очередного разговора я решил спуститься на первый этаж, пройти через «секретную», как она выразилась, дверь, которую никто не охранял, и которая вела в небольшой сквер за зданием больницы. Ирма даже сказала, что один пациент как-то раз сбежал отсюда, попросив друзей подогнать туда машину.
Там и правда нашлось отличное местечко: всё в цветах, со скамейками и приятным, бодрящим воздухом, который вместе с солнечным светом оживлял, заставляя забыть о душной палате. Возвращаться в больницу не хотелось.
Именно после таких долгих посиделок в сквере я и встретил первый раз Истер. Уходя на улицу, я оставил свой ноутбук включённым, забыл поставить его на зарядку, и когда вернулся, чтобы посмотреть онлайн одну музыкальную передачу, обнаружил, что заряд на батарее закончился. Можно было подключить к зарядному устройству и сидеть с протянутым проводом или взять планшет, но я махнул на это рукой и вышел в коридор. Ирма говорила, что пульт от телевизора и сам телевизор здесь всегда свободны, никаких проблем с ними не будет, вот я и решил попробовать. Тем более, я давно уже не включал ящик.
Но не судьба.
– Так и знал, что Ирма обманула, – тихо произнёс я, когда услышал громкие звуки работающего телевизора. Передача вот-вот должна была начаться, а в холле уже кто-то сидел, смотрел рекламу по тому самому «легко доступному» ящику.
Я собирался развернуться и вернуться в палату, но до моих ушей донеслись знакомая мелодия из заставки музыкальной передачи и голос ведущего, который как всегда бодро начал эфир.
Я выдохнул и принял решение. Похоже, от встречи с Истер мне в любом случае не отвертеться, стоило с этим наконец разобраться. Если сам с ней не встречусь, то Ирма меня к ней погонит силой.
В небольшом холле с четырьмя столиками и включённым телевизором, висевшим на стене, сидел только один человек. Эта была девушка с чёрными короткими волосами, в зелёной-розовой, в горошину, пижаме. Она, не отрываясь, уставилась в телевизор. Я не понимал, интересно ей происходящее на экране или нет, но моих шагов она не услышала, продолжая смотреть. Пульт лежал на столе возле её рук, его свободно можно было взять, но он меня уже не интересовал.
Я подошёл ближе, к соседнему с ней столику. Судя по её реакции, она не ожидала кого-то увидеть здесь в это время, и когда я со скрежетом выдвинул стул, Истер вздрогнула и резко повернула голову в мою сторону. Зелёные глаза изучающе уставились на меня, разглядывая каждую черту моего лица, но затем интерес в них потух, Истер справилась с удивлением и снова стала смотреть передачу, так ничего мне не сказав.
Стало ясно, что общаться она не собиралась.
Она была привлекательной, без лишнего макияжа, короткие волосы сейчас растрёпаны, но это не портило её внешний вид. Я не мог понять, была она младше меня или чуть старше, её возраст на первый взгляд не угадывался. Белоснежная кожа явно давненько не видела солнечного света, словно Истер не выбиралась из здания больницы, что, вкупе с её прохладой ко мне, рисовало образ надменной принцессы из башни. Хотя я не спешил проверять, так ли это. Я даже не поздоровался, также уставившись в телевизор и украдкой поглядывая в её сторону. Она долгое время старалась не замечать меня, но, продолжая наблюдать за ней, словно маньяк какой-то, я заметил лёгкое движение её глаз, на секунду посмотревших в мою сторону.
Похоже, пора было что-то с этим делать, а то так и будем переглядываться. Но не успел я что-то придумать и озвучить, как услышал её мягкий, но не совсем приятный из-за тона голос:
– Я не собираюсь заводить здесь друзей или знакомых, – уверенно сообщила она.
«Вот и поговорили, – эти слова подействовали как крепкая пощёчина, выбившая все мысли, подобранные для разговора. Я отвернулся, не зная, что и добавить. – Ну, точно принцесса!»
– И тебе не рекомендую этого делать, – продолжила она неожиданно.
– Почему? – спросил я, хотя проще было сказать правду: что я и без её советов не собирался заводить друзей. Мне сперва не помешало бы со старыми встретиться, я же с тех пор даже свой телефон не включал.
– Ты, как я поняла, первый раз попал сюда, – это был не вопрос, а утверждение; видать, Ирма рассказывала ей обо мне, – но ты прекрасно должен понимать, что это за место и какие люди сюда попадают, – не оборачиваясь, она подняла левую руку и показала мне свой белый браслет. – Я не хочу заводить друзей, зная, что в любой момент могу их потерять. Я не хочу заводить друзей, зная, что они могут бросить меня.
«Точно, два сапога пара», – вспомнил я слова Ирмы и чуть не засмеялся. Еле удержался, прижав ладонь к губам. Но от неё этого скрыть не получилось, она даже прекратила пялиться в телевизор и с возмущением посмотрела уже на меня, чуть ли не испепеляя взглядом.
– Что смешного я сказала?!
– Прости-прости, ничего смешного, просто вспомнил слова Ирмы, – я еле-еле задавил смех и попробовал придать голосу необходимую в таких случаях серьёзность. Пусть она и казалась мне уже наигранной, я не хотел оспаривать решения девушки. Тем более, что хотя её слова и звучали страшно, я их понимал. – Я прекрасно понимаю тебя, и в них нет ничего смешного, честно. Скорее, даже поддерживаю.
– Вот и ладно. Надеюсь, этот вопрос мы решили.
«Как тут не решить, когда тебе таким тоном это сообщают».
Похоже, разговор был окончен. По телевизору крутили отрывки из популярного сейчас клипа, но часть передачи я пропустил – вникать в происходящее смысла не было, оставалось только встать и уйти. Этот выпуск можно будет посмотреть в записи, а давить своим присутствием на девушку желания не возникало. Прости, Ирма, но пообщаться у нас не вышло, так что твои старания прошли даром.
Я встал, решив вернуться в свою палату, – скоро всё равно ужин, стоило соблюсти тихий час и полежать немного, – но меня остановил голос девушки, услышав который, я аж плюхнулся обратно на стул:
– Ирма попросила меня рассказать тебе о некоторых, как бы это сказать… не задокументированных особенностях и возможностях этой больницы, если я встречу тебя.
– И почему бы ей самой было об этом не рассказать?
– Решила, что так нам будет проще сблизиться, потому и не раскрыла, – чуть ли не закатив глаза, ответила Истер.
– Манипуляторша.
Я удивился, услышав в ответ её смешок.
– Так что она просила передать мне?
– Она попросила сказать, чтобы ты не сбегал через сквер, если вдруг надумаешь.
Ясно, сама рассказала об этом, а теперь предупреждает, причём через третье лицо.
– Ещё она добавила, что если показать браслет в кафешке на первом этаже, то так ты получишь хорошую скидку.
– О таком надо сразу говорить! – возмутился я.
Она продолжила рассказывать о некоторых секретах этой больницы: о том, где можно найти хороших игроков в карты, если я ими увлекаюсь, или что можно бесплатно посетить тренажёры на втором этаже. Некоторые секреты были нелепыми, некоторые полезными, и о них Ирме уж точно стоило рассказать сразу, а не скрытничать, но, похоже, она прекрасно знала свою работу и пациентов, о которых заботилась. Так мы хоть немного, но поговорили друг с другом.
Этот разговор, да и музыкальная передача фоном, помогли нам расслабиться. Я уже было подумал, что лёд сломлен, и можно попробовать дальше поговорить с Истер, хоть и не видел в этом смысла. Она сама распахнула, как мне казалось, двери, за которыми всё это время пряталась, и я решил войти к ней, не думая ни о чём. Мне вспомнилась песня, которую она пела и которую я так и не смог выкинуть из головы, а также её приятный голос.
– Я вчера слышал, как ты пела, – начал я. – Ты молодец, поёшь лучше многих этих популярных певцов, – я ткнул пальцем в сторону телевизора, – и эта песня была…
И дверь закрылась с оглушительным грохотом прямо перед моим носом.
Договорить я не успел, сразу заткнулся, когда Истер уставилась на меня, словно я выдал всем самый её сокровенный секрет. Она ничего мне не ответила, просто неуклюже встала, положила ладонь на поручень, будто опасаясь упасть, и, касаясь его, пошла прочь, неуверенно переставляя подводившие её ноги. Правая ступня была повёрнута в сторону, и Истер всё время смотрела себе под ноги, словно боялась наступить не туда и не так, пока не скрылась за углом и я не потерял её из виду.
– Вот и поговорили. Идиот.
Закрыв глаза, я лежал в тишине и спокойствии в своей палате, слушая приятную музыку, а из капельницы в мою вену не спеша текло лекарство. Я отдыхал после тренажёров, где немного размялся на велотренажёре и с гантелями. Но стоило догадаться, что отдохнуть не выйдет. Дверь в палату резко распахнулась, чуть ли не слетев с петель, а на пороге стояла Ирма, схватившись за дверной косяк и тяжело дыша, словно бежала сюда с другого конца больничного крыла. Я едва не слетел с койки, когда она вломилась.
– Стучитесь сперва! – рявкнул я. Очень хотелось запустить в неё чем-нибудь, но под рукой был только выключенный телефон и музыкальный плеер.
– Рассказывай! – вместо ответа потребовала она.
Я заморгал от удивления, не понимая её вопроса. Что ей рассказывать? Сбрендила? Тем временем Ирма подошла к моей койке, поставила рядом с ней стул и уселась на него, уставилась на меня нетерпеливым взглядом, чего-то ожидая.
– Истер сказала, что она болтала с тобой вчера. Как всё прошло? – помахивая ладонью, словно подгоняя меня, продолжала она требовать ответа.
Я закатил глаза и положил голову на подушку. Даже вспоминать не хотелось, чем вчера кончился наш разговор, а раз Истер не рассказала об этом Ирме, значит, и она не сильно хотела вспоминать вчерашнее. Могу понять.
– Ничем хорошим этот разговор для нас не закончился.
– Так и думала, – горестно вздохнула Ирма, повесив голову. – Опять она отмахивается от людей. Небось, сказала, что не собирается заводить друзей или соседей, с которыми могла бы болтать тут?
– Ну… – как ей сказать, что это не самое печальное из нашего вчерашнего разговора? – Приблизительно.
– Ясно, снова включила режим одиночки из-за своих школьных друзей. Её можно понять, ещё до болезни у неё было полно друзей, которые теперь про неё забыли, а уж здесь заводить их...
Услышав про бросивших Истер друзей, я с интересом посмотрел на Ирму, надеясь на продолжение. Я хотел услышать, как так вышло, ведь я и сам отдалился от своих друзей. С помощью истории Истер, я мог бы глянуть со стороны на себя, на своё будущее. Может, эта история будет зеркалом моей дальнейшей судьбы.
Как загнул.
Правда пришлось словесно «ткнуть» Ирму, чтобы она продолжила, а то совсем раскисла, забыв про меня.
– А, эта история. Тут всё просто: когда Истер только заболела, её друзья часто навещали её, отбоя не было от них, но когда стало ясно, что она теперь частый гость здесь и все их совместные планы рухнули, они переключились на другие интересы и перестали заходить. Хотя ты не подумай, дурочка Истер тоже изрядно виновата, она просто зациклилась на своей болезни и оттолкнула их от себя. В общем, обе стороны виноваты, только вот Истер теперь не очень стремится заводить друзей.
– А здесь? Дружить с вами, с другими больными?
– Тут… – Ирма обречённо вздохнула. – Тут всё сложно. Она пыталась дружить с больными, но ты сам понимаешь, кто тут лежит и что их жизнь не такая уж и долгая. Нескольких друзей она потеряла, ушла в себя после этого и замкнулась, твёрдо решила, что не стоит больше повторять подобный горький опыт, полностью отгородилась ото всех. И я её понимаю – сколько я потеряла пациентов, работая тут! Но мне хочется увидеть на её лице прежнюю улыбку, хочется, чтобы она почувствовала вкус к жизни, а не ждала в одиночестве смерти в своей палате. Это неизбежный конец для всех, но лучше как-то его скрасить, ведь так?
«Не ждать в своей палате смерти, значит?» – это и правда напоминало меня, только я отгородился от друзей, чтобы не дать им увидеть моё затухание и, возможно, не дать почувствовать горечь расставания, когда они увидят, как мне становиться хуже. Я не хотел, чтобы они беспокоились обо мне, волновались и плакали.
Теперь я видел, к чему это приводит, каким ты становишься, и что думают о тебе другие. Н-да, не туда и не сюда, везде запара, в любом случае кому-то делаешь больно.
– Я ведь вижу, что и ты тут в этакого одиночку играешь с самого первого дня, – Ирма произносила эти слова, смотря на меня с ласковой улыбкой на губах, как всегда смотрела мама, когда хотела успокоить меня. – Истер превратилась в сухое, отталкивающее от себя всех полено, но ей можно помочь. Главное – растопить этот лёд, но для этого и ты должен растопить лёд в своём сердце и пустить туда людей. Прости, что пытаюсь на тебя взвалить всё это, просто вам стоит держаться вместе. Насмотрелась я на таких людей, не в том вы положении, чтобы оставаться в одиночестве.
Она встала и вернула стул на место, собираясь уходить. Ворвалась, нашумела, и ушла, наговорив всякого… Только вот теперь её слова засели в моей голове. Я видел Истер вчера, её реакцию на меня, как отстранённо она себя вела: даже заговорив со мной, старалась держаться на расстоянии. И если я продолжу ото всех отгораживаться, то стану таким же? Она потеряла себя, она в одиночестве смотрит музыкальную программу, потому что любит музыку, сочиняет её, но теперь держит всё в себе под бетонной плитой, ни с кем не делясь своей любовью. Выходит, я стану таким же замкнутым?
Мне стало не по себе от мысли, что любимое занятие станет причинять только боль. Сидеть в одиночестве, страдать от болезни и от мыслей, всё любимое для тебя теперь недоступно из-за ограниченности твоего тела. Это казалось ненормальным, и от этих мыслей бежал мороз по коже.
Я взял выключенный телефон, посмотрел на чёрный экран, и положил палец на кнопку включения.
Будь что будет.
Будь что будет, ага, сам напросился.
Стоило догадаться, что из моих слов «будь что будет» выйдет тот ещё бардак. Теперь за моей спиной стояла блондинка с двумя косичками и от души веселилась, приставив кулаки к моим вискам и вертя их, наказывая за моё исчезновение. У дверей стояли три парня, один из которых играл весёлую музыку на гитаре, а двое других громко считали, дойдя уже до сотни. И ко всему этому привели моя глупость и идиотская мысль, что надо отгородиться от друзей и больше не встречаться с ними.
Всё началось с момента, когда я включил мобильник. Телефон моментально взорвался потоком сигналов о новых сообщениях и пропущенных звонках, от количества которых у меня волосы на голове встали дыбом, и я захотел провалиться под землю от стыда за своё решение оборвать все связи. Особенно понимая, что сейчас к моим друзьям пришли SMS о том, что я появился в сети. Мой палец неосознанно потянулся к кнопке выключения, я хотел избежать того вала звонков, который предстояло услышать и на которые надо было ответить, подбирая слова в своё оправдание, но не успел я это сделать, как заиграла мелодия вызова.
Имя, которое высветилось на экране, ничего хорошего мне не обещало. Можно было сразу вешаться.
Я ответил на звонок, приложив телефон к уху, и зажмурил глаза, словно нашкодивший ребёнок перед поркой, готовясь к буйной ответной реакции. Прошло секунд тридцать, я молчал, как и звонивший. От этой подозрительной тишины лучше не становилось.
– Да? – аккуратно начал я, проверяя почву под ногами.
– Что «да»? – услышал я в ответ молодой женский голос, в котором злость так и сочилась сквозь эти два слова. – Ты давай договаривай, раз наконец телефон врубил.
Слушая её строгий голос, мне так и чудилось, что она с мстительной улыбкой на губах крутит в руках нож. Разговор оказался коротким: она была на репетиции, так что я лишь извинился, кратко описал ситуацию и сообщил, куда и во сколько стоит приходить. Первый разговор прошёл более-менее мирно, что означало только одно – следующий пройдёт, как не знаю что.
Так и вышло.
Наконец Кейт отошла назад, прекратив свою экзекуцию, а трое парней радостно заорали: «Ура!» – не заботясь, что их может слышать вся больница. Так и знал, что первая встреча с ними закончится чем-то подобным.
– Вот и отлично!
Кейт, которая с подросткового возраста выступала под псевдонимом Юй, подошла к троице с широкой и довольной улыбкой, уставившись на меня.
– «Капитан и три придурка» закончили первую показательную порку, как и обещали!
– Почему первую? – вздохнул я, зная ответ.
– Твой поступок заслуживает не меньше сотни других таких же наказаний, уж можешь мне поверить.
Я верил, я ой как верил! Ведь эти слова сказала она, некогда ярая анимешница, а теперь солист группы «Mercredi», которую сама же и создала, чтобы выступать на разных выставках, вечеринках и тому подобном, играя чужую музыку, популярную и не очень. Она всегда мечтала петь свои песни, но приходилось довольствоваться чужими, потому что таланта сочинять ни у кого из группы не было, они могли только играть. Правда, унывая по этому поводу, она ещё активнее бралась за то, что могла.
Невысокая стройная блондинка с буйным характером и двумя забавными косичками, в мрачной, что многих удивляло, чёрной одежде, уже полчаса шумела в моей палате, то распевая песни, то прыгая вокруг меня, придумывая новые способы наказания. Остальные – Майк, Джеф и Вик – её всячески поддерживали в этом, помогая шуметь. Они сразу меня предупредили, что будут мстить за мою выходку, когда я им ничего не сказал и с мрачной рожей отстранился от всего. И твёрдо решили, что теперь я от них не отвяжусь.
– Что теперь придумаем, а? – обратилась она к парням, и те в ответ синхронно пожали плечами. – Блин, от вас помощи, как от козла любви! – она махнула на них рукой.
– Кейт, – осторожно начал я, – время для приёма уже заканчивается.
– Да я тут ночевать буду, сяду на этот стул и не спущу с тебя глаз, – она сперва поднесла два пальца к своим глазам, а затем ткнула указательным в меня, после чего горестно добавила: – Хотя нам завтра на одной вечеринке на разогреве выступать, выспаться бы не мешало.
– Вот и вали домой, тебя всё равно охрана пинком вышвырнет отсюда!
Поэтому я и решился от них закрыться: знал, что она меня так просто не оставит. Хотя теперь я понимал, что очень соскучился по ним и по всей этой шумихе.
– Я, может, и уйду, – она села на стул и строго уставилась на меня, – только сперва пообещай больше не пропадать, мы ведь все волновались.
– Точно, – влез Вик, наш басист, – тебе бы за твою выходку голову намылить, вычистить от дурости.
– Понял-понял! – я поднял руки, соглашаясь со всем. – Даже если и захочу, я от вас всё равно не отделаюсь.
– Вот и правильно, сразу бы так. Хотя тут и моя вина: сама не заметила, в каком состоянии мой запасной гитарист, вот и получила нервотрёпку. Хорошо, за это я могу скостить тебе пять наказаний.
– Всего пять? – вздохнул я. – Мелочная.
– А за эти слова десять прибавлю! – надулась она.
Я не стал отвечать – вскочил с койки и поднял Кейт, а затем стал выталкивать из палаты всех четверых.
– Выметайтесь уже отсюда!
– Чего так грубо?!
– Не надо было опаздывать, время посещения вышло! – отмёл я все попытки возразить. Тем более, что мне хотелось отдохнуть – и так большую часть дня провёл за написанием сообщений и ответами на звонки.
До лифта вытолкать их мне, правда, не удалось – Кейт вцепилась в дверь и уставилась куда-то в коридор.
– Ого, а тебя тут девушка ждёт! – радостно сообщила она. Я выглянул в коридор и увидел стоявшую рядом с моей палатой Истер. Она крепко держалась за поручень и с удивлением молодого оленя при виде человека глядела на нас.
– Скорее, это вы ей мешаете своими криками, – ответил я. Ничего другого, объясняющее её появление, я придумать не смог.
– Меня зовут Кейт, но ты можешь звать меня Юй! – радостно сообщила Кейт, выставив вперёд правую руку и показав большой палец, и подмигнула Истер. Удивление той стало ещё заметнее.
– Можешь никак её не называть, они уже сваливают, – я настойчиво дотолкал друзей до лифта и вызвал его, надеясь молча дождаться его прибытия.
– И когда он приедет?
– Не скоро, – обречённо ответил я. – Ждём.
– Но ты понял меня, да? Больше не пропадай, иначе я на уши весь город поставлю, так и знай.
– Да-да, я понял.
– И ты тут не унывай! – Кейт выглянула из-за моего плеча и помахала Истер рукой, и та, не зная, что делать, помахала в ответ. Похоже, это проявление дружеских чувств было для неё шоком.
Я повторно нажал на кнопку, чтобы спустить лифт с седьмого этажа, и когда двери открылись, друзья сразу ввалились внутрь.
– Помни мои слова, – обратилась ко мне Кейт, положив руку на дверь, чтобы не дать ей закрыться.
– Теперь уже точно не забуду, поверь.
– Вот и отлично, тогда встретимся послезавтра, я позвоню, – она шагнула вглубь кабинки и помахала мне рукой, прощаясь. Остальные кивнули. Двери закрылись, унося на первый этаж их радостное бормотание.
Я упёрся лбом в двери лифта и вздохнул, словно с меня сняли тяжёлый груз. Всё-таки, когда Кейт рядом, многим приходится активничать в сотни раз больше чем обычно, иначе можно получить. Такой уж она человек. С товарищами по группе ей определённо повезло, они всегда были рады этой активности.
– Почему Юй? – услышал я за спиной голос Истер, про которую уже успел забыть.
– Это всё, что тебя интересует? Потому что раньше она начинала с аниме, сидела с этим ником на форумах, пела песни из сериалов и выкладывала каверы в ютюб, а потом взяла как псевдоним, вот и закрепилось.
– Громкая она, – это прозвучало как упрёк.
– Знаю, характер такой. Если бы узнала её поближе, и не такое бы на себе испытала, – я повернулся и взглянул на хмурое и одновременно с этим полное любопытства лицо Истер. Да, похоже, мы сильно шумели и привлекли её внимание, и она, наверное, пришла дать нам пинка за это. – Прости, если помешали, больше они здесь шуметь не будут, обещаю.
Почему-то я подумал, что она хотела услышать именно эти слова – что больше ей не помешают, – но услышав их, она поджала губы, и её глаза забегали из стороны в сторону. Казалось, что Истер хотела услышать от меня что-то ещё, но по какой-то причине не могла спросить. Кажется, её загнанность и отрешенность заставляли её держать язык за зубами. И в кого-то подобного хотел превратиться я, значит?
– Ты ведь хочешь что-то спросить?
Всё-таки я не настолько отстранился от внешнего мира, чтобы не сложить два и два. Её реакция говорила, что тут она не из-за этого, и после небольших размышлений мне в голову пришла одна мысль:
– Ясно, ты слышала, как поёт Кейт и играют мои друзья и тебя это привлекло. Ты про них хотела спросить? И здесь ты просто слушала их игру?
Мои слова, конечно, были простой догадкой, гаданием на кофейной гуще, но дальнейшие действия Истер ясно сказали – я попал в цель. Удивление, попытка отвести глаза и что-то ответить мне – но либо она считала меня дурачком и не ожидала от меня такой сообразительности, либо, что никто ничего не заметит. Наконец она вдохнула всей грудью, что-то для себя решив, развернулась и, держась за поручень, пошла в сторону своей палаты.
Ничего неожиданного.
Стоило её отпустить и пойти к себе, ведь это не моё дело, но чудной день и встреча с друзьями, их общительность, сказались на мне соответствующе. Я не хотелось её отпускать, чтобы она опять замкнулась в себе после того, как пришла сюда, решив немного приоткрыть свою клетку.
– Стоять на месте! – я подошёл к ней и, не спрашивая разрешения, схватил за запястье, остановив и потянув на себя.
Но я сглупил, когда поступил так, не учтя её нынешние возможности держаться на ногах и не рассчитав свою силу. От резкой остановки она стала заваливаться на меня, вскрикнув от удивления; её рука, державшаяся за поручень, выпустила его, и если бы я не подхватил Истер за плечи, она бы рухнула на пол.
– Извиняюсь, – раскаиваясь, сказал я, только вот голос явно прозвучал неискренне.
– Ты что творишь?! Ты вообще соображаешь, что делаешь? – она задрала голову и с испугом и возмущением посмотрела мне в глаза, но тут же зажмурилась и опустила взгляд. – Голова из-за тебя закружилась!
– Тогда тебе надо присесть, – решил я и бесцеремонно поволок в свою палату.
Даже не хотелось представлять, как это выглядело со стороны: беспомощная девушка возмущается и требует её отпустить, а парень силой тащит её куда-то. Хорошо, что сейчас тут не было охраны.
– Прости, конечно, но нам стоит поговорить, и уже давно, – я подтащил её к своей койке и посадил на неё, сам сел на стул напротив. Не знаю, насколько Истер сдалась в борьбе со своей болезнью, но сейчас, в борьбе со мной, она сдаваться не собиралась: попыталась встать, хоть и неуклюже, и тут же вновь сев на кровать. Видно было, что её напускное безразличие улетучилось, теперь она даже побаивалась меня… точно, маньяк какой-то. Позорище!
– Я Глен, – представился я, не зная с чего начать разговор. Она не подхватила мой энтузиазм, продолжая смотреть на меня как на извращенца. Я указал пальцем на неё, намекая, что жду ответной реакции, но не сработало. – Ладно, я и так знаю, что тебя зовут Истер, так что будем считать, что познакомились.
– Что ты хочешь от меня? – Истер начала приходить в себя – возможно, почувствовала, что опасность ей не грозит, и потому её характер, а может, и маска непробиваемой одиночки, стали возвращаться. – Лучше дай мне уйти.
– Уйдёшь, я даже сам тебя до твоей палаты донесу в знак своих извинений, но давай сперва поговорим.
– О чём? – нахмурилась она, с подозрением посмотрев на меня.
И правда, о чём я хотел поговорить? Но раз похитил её, то надо бы придумать.
– О чём я хотел поговорить, значит…
– Ты сам не знаешь? – теперь подозрение смешалось со взглядом, который можно было выразить как «он псих?» – Ты меня сюда притащил, сам не зная зачем?
– Стоп! – я выставил вперёд открытую ладонь, останавливая её мысли, пока не дошло до грустных выводов. Хотя и так уже печально было на всё это смотреть. – Просто всё так неожиданно случилось, что я немного растерялся.
– Может, тогда я пойду, а ты пока разберёшься со своими… странностями в голове?
Разговор явно катился в пропасть, причём по моей вине. Я протёр глаза, выгадывая время придумать, в какую сторону развивать диалог, чтобы он не скатился в никуда. Ведь нам наверняка было о чём поговорить? Должны были найтись общие интересы, которые могут проложить мост между нами? Общие интересы!
– Расскажи про своё увлечение, про музыку. Можно даже спеть.
– А? – а вот тут, похоже, я добил её. Глаза Истер сперва сузились до двух недоверчивых щёлочек, а потом полезли на лоб от удивления, и уже громко она повторила: – А?!
Я никогда не считал себя замкнутым и мог легко завести с кем-то беседу, если этого требовала ситуация… Но, похоже, я себя сильно переоценил. Теперь она смотрела на меня, как на заклятого врага, в глазах подозрение, недоверие и лёгкий испуг. Оно и не удивительно. Но раз уж я начал, то решил идти к своей цели на пролом.
– Сядь, – я вновь схватил её за плечи и усадил на койку. Уже третий раз с начала нашего разговора.
Но она отмахнулась, сбрасывая мои руки, словно избавлялась от назойливой мухи.
– Ч-чего ты хочешь?! Я сейчас позову сестёр, если ты меня не отпустишь, тебя вмиг отсюда вышвырнут, – продолжала она гнуть свою линию, пускай сломленным и обеспокоенным голосом.
– Услышат ли… – прозвучало как-то жутко, похоже, перегибаю палку. Но надо было как-то её удержать.
Но на эти мои слова она нашла чем ответить. Быстро придвинулась к стенке и потянулась к кнопке вызова. Пришлось резво соскочить с места и перехватить её руку.
– Да-да, всегда можешь, только сегодня дежурит Ирма, так что она поддержит меня.
Истер прикусила губу, услышав знакомое имя. Видать, Ирма и правда та ещё сестра, одного имени хватает, чтобы растерять весь настрой к побегу. Ладно, продолжаем прощупывать почву и дальше.
– Что ты хочешь добиться этим? – повторила она свой вопрос, явно начиная сдаваться.
Хороший вопрос, замечательный! Мне и самому хотелось узнать на него ответ. Я снова призадумался, хотя ситуация к этому не располагала и надо было решать всё быстро, пока она не ушла. Тогда нам уж точно не удалось бы больше поговорить.
– А, проклятье, я просто хочу завести с тобой разговор! – выпалил я, не зная, что ей ещё сказать. – Музыка лишь повод. Я хоть и не профессионал в этом деле, но сам играю на гитаре с друзьями и немного смыслю в этом, а ты поёшь, и голос у тебя красивый, правильно поставлен, ещё и сочиняешь, как я понял… Вот и уцепился за первое, что в голову пришло.
Звучало, мягко говоря, не очень. Но что мне было ей сказать? Я ничего о ней больше не знал, не о здоровье же болтать? Истер не сразу ответила, просто смотрела на меня, не веря своим ушам, слегка приоткрыв рот. Морщинки на её лбу намекали на усиленное размышление, она явно старалась понять, что я от неё вообще хочу. Но, видать, я перестарался. Вместо ответа она закрыла глаза и положила ладонь на лоб, устало сказав:
– У меня голова сейчас кругом пойдёт.
– Давай Ирму позову? – забеспокоился я. Мало ли что может случится.
– Не надо! – резко отказалась она. – Если Ирма нас увидит вместе, её не остановить будет.
И то верно, от радости за нас у неё крышу снесёт, даже представлять этого не хочу.
– Я хочу задать тебе вопрос.
– Валяй, отвечу.
– Зачем тебе всё это? – её пристальный взгляд пронзил меня, словно она ожидала подвоха в моих словах или даже лжи. – Говорить со мной, держать ради этого тут? Похищать.
– Я тебя не похищал! И сам не знаю, ради себя скорей всего, – честно ответил я, понимая, что другого ответа у меня просто нет. – Не хочу загонять себя, как ты, уж прости. Отстраняться настолько, чтобы потом сидеть в четырёх стенах и не видеть мира вокруг. Вот мне и стало интересно познакомиться с тобой. Я уже не раз пытался, но что-то… опускались руки.
– Тебя Ирма надоумила? – я почувствовал в этих словах не упрёк в адрес медсестры, а скорее усмешку. Даже боюсь представить весь размах сетей, которыми она оплела пациентов, раз они сразу думают на неё.
– Скажем так, после разговора с ней я решил наконец позвонить друзьям. Ты их как раз видела недавно. А после разговора с ними понял, что и с тобой стоит пообщаться. Ведь ты пришла сюда не ругаться из-за шума, так?
Истер вздохнула и опустила голову, словно схитривший ребёнок, которого разоблачили. Но я увидел новую интересную сторону её характера: её щёки покраснели, и чтобы не показывать этого, она и опустила голову. Вот как, холодная принцесса вдруг обрела человеческие чувства.
– Меня привлекла игра на гитаре, – не поднимая головы, заговорила она, – живой звук струн, который давно уже не слышала. А потом и голос той девушки. Как она пела. Именно это меня и привлекло, я захотела узнать, что здесь происходит, и кто поёт.
– Значит, я был прав, у тебя это на лице было написано.
– А тебе прямо надо было смотреть на моё лицо! Знаешь, некоторые секреты лучше вслух не раскрывать, – ответила она, подняв голову.
И я увидел хитрую и весёлую улыбку на её губах, словно кто-то незаметно подменил сидевшую секунду назад возле меня девушку на другую, более живую, яркую. Я её даже не узнал. Девушка, которая сейчас сидела передо мной, словно вырвалась из жестокого и неприятного мира, пробила закрытую серую дверь, рванув к яркому и ласковому солнцу. Похоже, я смог растопить лёд между нами и увидеть ту, которая сочиняла песни и хотела их петь со своими друзьями.
Возможно, теперь отношения с моей соседкой наладятся.
Название: Благодарю
Размер: миди (29771 слово)
Пейринг/Персонажи: Глен, Истер, Ирма, Кейт, Майк, Вик, Джеф
Категория: джен
Жанр: Ангст, Драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: POV, смерть персонажа
Краткое содержание: Не всегда выходит исполнить свою заветную мечту, особенно если на её пути препятствием встаёт неизлечимая болезнь. Но иногда одна встреча может изменить всё.
Текст в нескольких форматах
yadi.sk/d/MoMpUE30qH2Xr

Пролог
– Как же бесит! – девушка зло стиснула пальцы в кулак, в очередной раз не удержав карандаш в своих предательски слабеющих руках, и тот скатился по листу тетради на смятую простыню больничной койки. Зажмурив зелёные глаза и набрав в грудь воздуха, она старалась отогнать злость, туманившую голову, как учила в таких случаях Ирма.
Но сдержать ненависть в себе, и особенно к себе, не вышло: она зло вырвала листок из тетради с как попало написанными строчками из песни и неуклюже, насколько позволяли пальцы, смяла его, бросив на пол, к другим таким же несчастным.
Стоило давно отложить тетрадь в сторону и лечь уже отдохнуть, так было лучше, думала она, чем истязать себя, стараясь записать хоть строчку, терпя каждый раз неудачу. Но она так и не решилась закрыть тетрадь, лишь отодвинула в сторону и встала с койки, неуклюже подойдя к окну своей одиночной палаты, которое невозможно было распахнуть настежь и пустить больше свежего воздуха, только приоткрыть на несколько сантиметров.
Всё ради безопасности пациентов.
За окном больничной палаты, с серых, затянувших всё небо мрачных туч, шёл постукивающий по окну мелкой дробью дождь. Он не прекращал лить с самого утра, и снаружи сейчас мало кого можно было увидеть, лишь несколько несчастных, кому не посчастливилось посетить больницу именно в этот день. Вниз она глянула всего лишь на пару секунд, не задержав своего взгляда на привычной и давно уже знакомой до мельчайших подробностей картине. За все эти годы она изучила больничный двор до мельчайших подробностей, знала где, что и как, да и искать кого-то знакомого там не имело смысла – уже несколько лет как друзья и знакомые забыли дорогу к ней.
От этих воспоминаний её бледное лицо скисло, превратившись сейчас, наверное, в одну сплошную маску недовольства и сожаления.
– Глупо…
Она не договорила свою мысль, зажмурила глаза и дотронулась пальцами до лба.
– Блин, глупо было так долго смотреть на небо, теперь голова закружилась.
Часто поморгав, отгоняя навалившуюся боль, она обернулась, бросила взгляд на чехол для гитары, которую не брала в руки уже долгое время, но зачем-то держала всё время подле себя даже в больнице, и вернулась на койку. Посмотрела на тетрадку, на карандаш, и вздохнув, улеглась: всё желание продолжать работать над песней пропало окончательно, потому она улеглась, бесцельно уставившись в потолок.
Но шум из коридора и открывшаяся дверь, привлекли её внимание. Она посмотрела на вошедшую в палату медсестру и тут же отвернулась, словно не желала её видеть.
– Я, конечно, всё понимаю, Истер, но вот так бесцеремонно игнорировать человека, который ставит тебе укол в одно место, не самая лучшая идея.
Истер не ответила, продолжая смотреть на закрытое окно и слушать возню Ирмы, которая готовила укол и капельницу с очередной химией, которая никогда ей не поможет и не вернёт здоровье.
– Переворачивайся тогда уж на живот, угрюмая ты наша, настал час процедур.
Продолжая молчать, Истер сделала, как просили. Сейчас она почувствует очередной укол, уже неизвестно какой по счёту, боль от него, а потом ещё час проведёт под капельницей. Но в этот раз что-то пошло не по привычной колее.
– Спешу тебе сообщить одну новость. Завтра сюда приедет новенький, ты уж с ним там полегче, а то знаю я твою вредную натуру.
Медсестра немного помолчала, надеясь на ответ, но не дождавшись, продолжила:
– Тебе это, конечно, не интересно и ты сейчас хочешь остаться одна, раз уж решила больше ни с кем не общаться, но хоть сейчас просто забудь про все проблемы, это ведь такой замечательный шанс снова завести друзей. Пускай и в таком месте.
Снова помолчала, вздохнула, не дождавшись от Истер ответа. А она и не собиралась отвечать, как и следовать советам Ирмы. Не здесь, не в таком состоянии, она не хотела больше терять друзей, как это было раньше.
Истер, уткнулась лицом в подушку и стиснула пальцы, почувствовав незакрытую тетрадь с кое-как накаляканными стихами из песни, которую она сочиняла, и которую всё никак не могла закончить. Ей просто не хватало сил сделать это, болезнь отбирала её единственный лучик счастья, к которому она стремилась с детства.
Этот лучик угасал на её глазах.
Оставалось только доживать свои последние мгновения в этой палате, на этаже для людей без будущего, ставшим для неё вторым домом, и забыть про мечты.
Часть 1: четыре стены
– Я, конечно, всё понимаю, – искренне начала медсестра, глядя на меня, – это не самое приятное место для времяпрепровождения, и тем более – не в твоём случае, но с таким выражением лица… уж извини.
Похоже, после этих слов моё лицо совсем скисло – если судить по недовольно надувшимся губам стоявшей рядом медсестры, которую попросили проводить меня до палаты на шестом этаже. Вот теперь даже не знаю, что ей сказать такого. Она права, больница и правда не самое приятное место, и не только для меня – вообще сомневаюсь, что люди мечтали бы попасть сюда, особенно после того, как врач чётко и ясно расставил все точки над «И», вынеся неутешительный приговор.
– И… – она глянула на мои волосы, неуверенно поджав губы, а я уже догадывался о её следующих словах: – У тебя волосы торчком, вот тут.
Я чертыхнулся и быстренько пригладил их. Вечно с ними беда, как ни стригись!
– Ладно, не будем тут киснуть, пойдём лучше.
Медсестра старше меня, наверное, лет на десять, черноволосая, в халате, как и положено работнику больницы, и… со значком местной рок-группы на груди, что совсем чудно видеть здесь. Её переполняло искреннее желание помогать пациентам, в чём я уже успел убедиться на своей шкуре с первой же встречи.
Она потянулась к моей не самой лёгкой сумке, надеясь втащить её в лифт, но я заранее взял сумку. Губы медсестры, окрашенные в бордовый цвет, опять недовольно надулись из-за упущенной возможности взвалить всё на себя.
Мы зашли в просторный лифт, куда можно было вкатить носилки и без проблем впихнуть ещё несколько человек, после чего медсестра обернулась ко мне, а её палец замер на кнопке шестого этажа.
– Этот лифт, как бы тебе сказать…
– Давайте уж прямо, мне теперь любые гадости мелочью кажутся.
– Гляжу, этот пессимизм из тебя придётся долго и усердно выбивать, – обречённо вздохнула она.
«И откуда только они взяли такую святую?» – подумал я, вспомнив наш первый разговор у дверей кабинета врача, откуда меня собирались отправить на спецэтаж. Прежде сёстры не особо со мной разговаривали, просто делали свою работу и улыбались, а эта сходу взяла мою сумку и, надрываясь, поволокла её, при этом рассказывая мне что-то позитивное и ободряющее. На полпути сумку пришлось отобрать, видя по покрасневшему лицу девушки, что она на пределе своих сил. Наверное, на шестой этаж, куда меня и направили, набирали работников по каким-то критериям, главный из которых – неиссякаемый энтузиазм. Или вкалывали что-то весёлое, не знаю.
– Можешь расслабиться и больше не переть эту тяжесть, лифт медленный и всегда проезжает нужный нам этаж. Всё не исправим никак, постоянно так случается.
«Судьба как бы намекает – не надо мне туда», – подумал я, вздохнув.
Я положил сумку, а медсестра нажала на кнопку с цифрой шесть. Лифт медленно, с неохотой тронулся с места. Думаю, в каких-нибудь книжках автор написал бы о долгой дороге на эшафот, где героя поджидала медленная и мучительная смерть. Наверное, таким героем я со стороны и выглядел; по крайней мере, именно так видел себя я сам.
– Меня, кстати, зовут Ирма, я буду помогать тебе всем, чем смогу, – уверенно заявила медсестра. – Другие сёстры тоже, так что заживёшь!
– Глен. Другие тоже такие энтузиастки, как вы? – зачем-то спросил я. Наверное, и даже наверняка, мой вопрос прозвучал грубо, но сдержать язык за зубами не вышло, нынче он был остреньким и любил отпускать глупости.
Судя по прищуренным карим глазам, которые с подозрением глянули на меня, Ирма думала так же. Правда взгляд тут же стал мягче, и она с улыбкой ответила:
– Да.
После такого прямого ответа хотелось сразу пасть духом. Меньше всего мне сейчас хотелось ощутить на себе чей-то позитив, с которым будут лезть в душу, словно я… Хотя так и было, не стоило забывать об этом.
Лифт, который и правда вёз нас не торопясь, замедлил ход ещё сильнее, словно собирался остановиться, но тут же дёрнулся и поехал дальше. Кнопка с цифрой шесть потухла, и зажглась следующая.
– Сейчас доедем до седьмого и сразу спустимся на шестой, – заверила меня Ирма. Я заметил, как её взгляд зацепился на секунду за сумку возле моих ног. Вздохнул и подобрал её. Больно надо, чтобы со мной возились, словно я сам ни на что не способен.
Лифт наконец доехал, двери открылись, но я не успел ничего рассмотреть за ними – Ирма нажала на кнопку, и они моментально закрылись. Затем лифт дёрнулся и поехал вниз.
– Маленькое, но весёлое приключение, – она хихикнула и подмигнула мне. Я ещё не успел ответить, когда она не глядя потянулась к сумке… и схватила воздух. Её пальцы ещё несколько раз пытались нащупать отсутствующую на полу сумку, но безуспешно. Она глянула вниз, потом вбок и на меня, и тут же выпрямилась, сделав вид, что ничего не было.
«Детский сад какой-то, ей-богу, – решил я. – Надеюсь, меня оставят тут в покое хоть на время».
Лифт остановился, теперь уже на нужном нам этаже, Ирма вышла, посмотрела на меня всё с той же жизнерадостной улыбкой добродушного святого отца из церкви, куда меня недавно водили родители, и показала пальцем на пол, чтобы я встал рядом. Вот и он, мой загадочный шестой этаж, номер которого звучал как приговор из уст лечащего врача.
– Мы на месте, сейчас я покажу твою палату.
Снаружи меня встретили яркие стены, расписанные художником в виде городских улиц и парков, над которыми светило яркое летнее солнце на чистом голубом небе. Художник постарался на славу, эта панорама дарила самые светлые мысли, отгоняла тревогу, даря надежду на будущее. По крайней мере, так было задумано, но сильно сомневаюсь, что вновь прибывшие, поговорив с врачом, горели желанием найти здесь счастье и выкинуть из головы мрачные мысли. Со мной это сейчас не прокатило. Оно и не удивительно, если знать, что шестой этаж этой больницы предназначался для неизлечимо больных людей, которые проживали остаток своих дней под капельницей или подключённые к каким-нибудь аппаратам. Зато это объясняло поведение Ирмы.
Никогда раньше не думал, что попаду в подобное место. Собственно, я вообще об этом не думал и даже не подозревал о его существовании. За несколько месяцев до того, как я загремел в больницу первый раз, после одного неприятного инцидента, когда я как подкошенный рухнул на пол в коридоре колледжа и не смог самостоятельно встать, я грезил лишь путешествиями. Мечтал, как бы поскорее закончить учёбу и рвануть куда-нибудь, даже собирал буклетики в туристических фирмах – они до сих пор лежали в моей сумке. Но теперь я оказался тут, и все мои мечты превращались в дым, уносимый от меня сильным ветром.
Эх, это были, конечно, наивные идеи человека без гроша в кармане, но так просто разбрасываться ими я тогда не собирался. Я учился, набирался опыта, после учёбы подрабатывая в разных местах, чтобы уже после выпуска в кармане было хоть что-то для осуществления моих ярких идей.
После разговора с врачом и его красочных словах о моём будущем эти мечты стали выглядеть наивными сказками, которые так и останутся грудой помятых буклетов в сумке. Когда день за днём проходят в палате, и ты не знаешь диагноза, ждёшь, когда выпишут, а затем тебе сообщают, что надежд больше нет, это отрезвляет.
Я посмотрел на белый электронный браслет на своём запястье, выданный мне врачом. Символ разбитых надежд, который носили все обитатели шестого этажа, как бы киношно это ни звучало. По нему нас легко можно было узнать среди других пациентов, а ещё он посылал сигналы о нашем состоянии диспетчеру, чтобы оперативно узнавать о рецидивах и отреагировать на них. Аналог фитнес-браслета, как я понял.
Когда я получал его, в моей голове пронеслась неприятная мысль, что шутки кончились. Не было никакой паники, страха, я не лил слёз, когда слушал врача, слушая свой приговор, не было желания заткнуть ему рот, чтобы он больше не говорил таких жестоких слов, я смотрел на него без эмоций, понимая, что он попросту делает свою работу, он не виноват в моём диагнозе, он только его озвучивает. Но моё сердце тогда сжалось в комок. Вот и всё, я ещё ничего не успел сделать в этой жизни, а она уже пошатнулась и рухнула. И ничего с этим не поделаешь, оставалось только надеть браслет и перевестись на шестой этаж, где мне оставалось ждать либо чуда – что учёные найдут лекарство, либо своей смерти.
Я, конечно, утрирую, я оказался тут не навсегда, но ничего не поделаешь, пинок я получил внушительный и болезненный.
Наверное, стоило радоваться, что я заболел, когда ещё не успел толком почувствовать вкус жизни, узнать все её радости, так что и терять мне было нечего. Жаль было только родителей, они лили слёзы всякий раз, глядя на меня, ведь я был у них единственным ребёнком. Они и сейчас, наверное, плачут. Для них это большая трагедия, чем для меня.
Вот я и тащился по коридору в свою одиночную палату, в которой неизвестно сколько проведу времени.
«Пора завязывать с подобными мыслями, а то совсем скачусь», – одёрнул я себя.
– Этот этаж не самое весёлое место, признаю, да и палата у тебя одиночная, – сказала Ирма, привлекая моё внимание. – Но, надеюсь, ты тут не заскучаешь.
– А тут есть ещё кто-то?
– Сейчас… – она задумалась, как бы сказать об этом, нервно засмеялась и наконец ответила: – Одного недавно забрали домой, а другая у себя в палате.
Забрали домой… Я сразу понял смысл этих слов по дрогнувшим интонациям в её голосе. «Забрали», так вот тут говорят новеньким, говоря о смерти. Значит, тут был только один человек, и это хорошо. Если она не так активна, как Ирма, то какое-то время я смогу побыть в одиночестве. Главное – узнать, какая она и в каком состоянии.
– Чуть дальше есть холл, где ты можешь посидеть и посмотреть телевизор. Обычно там никого не бывает, так что особых проблем с тем, чтобы достать пульт, не возникнет. Кушать будут приносить в твою палату. Кормят хорошо, – она весело подмигнула мне, – но если не захочешь есть там, мы можем подать обед в холле.
– Спасибо, я подумаю.
– Можешь не благодарить, такая у меня работа.
Ирма, как я понял, была здесь обычной медсестрой – добрая молодая девушка, которая явно увлекалась рок-музыкой, может, даже играла на каком-нибудь инструменте в свободное время. Это сейчас меня мало интересовало, хотя я и сам играл с друзьями и очень любил это дело. Но, наверное, хорошо, что здесь работает подобный человек – можно было не сомневаться, обо мне позаботятся, абы кого на работу с такими пациентами не возьмут.
При этой мысли я еле сдержался, чтобы не скривиться. Сейчас хотелось немного одиночества, чтобы мне как меньше напоминали о моём здоровье.
Мы остановились возле палаты под номером шестьсот восемь, сестра широко распахнула дверь, пропуская меня первым, и, отбросив неприятные мысли, я принял её приглашение.
Осмотрелся.
Небогато, конечно, но и не моя прошлая палата, где ютилось ещё несколько больных, и у каждого были лишь койка и тумбочка. Небольшая и на вид уютная комната с поручнями на стенах, цветными занавесками на окнах, раковиной, обычным столиком на колёсиках, холодильником и даже шкафом. И тут есть собственный туалет! Можно не бегать далеко от койки. Смахивало на дешёвый отель, разве что собственного телевизора не хватало, но с этим я как-нибудь справлюсь с помощью ноутбука и планшета или телевизора в холле. Сильно скучать не придётся.
Я подошёл к окну и попробовал его открыть, чтобы пустить свежий воздух в палату, но оно лишь приоткрылось на несколько сантиметров и встало намертво.
– Больше открыть не получится, они специально сделаны так, чтобы… – Ирма пожевала губами, подбирая слова, но я и так прекрасно понял, что она хотела сказать. Странно, что, работая с такими пациентами, она до сих пор не может сказать подобных слов.
– Я понял, не беспокойтесь, – сказал я, улыбнувшись ей, как смог, хотя у самого от этой догадки кошки душу скребли. – Шестой ведь этаж, не все выдерживают, кто-то хотел бы быстрой смерти для себя. Но могли бы и просто решётки поставить.
– Не улыбайся лучше так, а то страшно, особенно когда говоришь подобное, – скривилась она и отмахнулась, словно отгоняя от себя мою мрачную улыбку. – Но ты прав, так и есть. Теперь это твоя палата, располагайся. Мы уже убрались тут, думаю, будет удобно. Правила и распорядок я рассказала; так как ты передвигаешься самостоятельно, то можешь выходить через главный вход на улицу, только далеко не уходи и не задерживайся, а в остальном всё будет так же, как и прежде. Если понадобится помощь, то жми на вон ту кнопку, мы сразу придём, – она слегка качнула головой. – Всегда буду рада помочь. Надеюсь, у тебя больше не будет таких приступов, и ты здесь не задержишься, как Истер.
Она развернулась и вышла из палаты. Но перед этим я увидел, как лицо Ирмы исказила боль от воспоминаний о той самой Истер.
– И я на это надеюсь, – сам себе прошептал я.
Когда Ирма ушла, я сел на край койки с белым одеялом, положил руки на колени, бесцельно уставился на свою сумку, которую надо было распаковать и разложить все вещи на свои места, и зачем-то включил поплывшие от идиотских мыслей мозги. Наверное, не стоило оставаться в подобном месте одному после разговора с лечащим врачом, рассказавшим тебе пустым безэмоциональным голосом о том, что ждёт тебя в скором времени, во что тебя превратит твоя болезнь.
Я приложил ладонь к лицу и стёр проступивший пот. Здесь не было жарко, жарко сейчас было в моей голове, мыслях, идиотских и самых чёрных. Я не удержался и нервно хихикнул, но тут же стиснул зубы и от страха вцепился пальцами в чёлку. Хотелось взвыть.
Попав сюда, я окончательно осознал свою участь – человека, который, наверное, уже совсем скоро не сможет встать с койки и самостоятельно добраться до туалета. Меня прошиб холодный пот: от этих белых стен, от моих идиотских мыслей, от самого себя, от того, как я поступил со своими друзьями, полностью прекратив с ними всю связь, потому что хотел остаться один, чтобы меня не подбадривали всеми этими «всё будет хорошо, ты прорвёшься и победишь», от которых становилось тошно. Ведь я знал правду и видел конец своей истории.
А главное, я ненавидел теперь свои рухнувшие в помойную яму мечты.
Я с ненавистью посмотрел на свою сумку, где в кармашке всё ещё лежали туристические буклетики, и с какой-то остервенелой жестокостью придвинул её ближе, одним быстрым движением расстегнул молнию и вынул их. Путешествие по загадочным лесам нашей страны; поход в живописные горы; посещение памятников прошлого. Яркие и радостные фотографии и добрые, чудесные слова, описывающие многообразие мест, которые можно посетить. Вот она, моя несбывшаяся и ушедшая на дно мечта, которую я так долго лелеял и носил в своём сердце. Пора было с ней распрощаться и не терзать себя мыслями об этих местах, чтобы не висел на сердце такой груз.
Я смял буклетики в комок, встал с койки и подошёл к мусорному ведру, решительно глянул на дно и разжал пальцы.
– Пока-пока, мечты.
* * *
– Говорят, ты из своей палаты уже второй день не вылезаешь? – Ирма профессиональным взглядом бывалой медсестры глянула на капельницу, потом на иглу в своих руках. – Неужели тебе здесь так понравилось?
– Вылезаю, у меня обследования каждый день и процедуры.
– Ты прекрасно понял, о чём я говорю, – недовольно надулась она. – Я о твоём личном времени.
– А что мне прикажете делать там? – ворчливо ответил я, лёжа на койке в ожидании очередной капельницы.
– Ну, не знаю, дай подумать… Наверное, это тебе решать, так? – Ирма вопросительно посмотрела на меня. – Включай голову и несись со своей фантазией на всех парах! На худой конец, возьми и пообщайся с Истер, ты же до сих пор не знаком со своей соседкой.
– Она и сама не спешит знакомиться, – буркнул я, хотя это могло прозвучать жестоко, ведь я не знал в каком состоянии она лежит в своей палате. Может быть, она даже не может встать с койки без посторонней помощи, а я тут хорохорюсь.
– И что с вами делать? – вздохнула Ирма, закрыв глаза и коснувшись пальцами лба. – Вы точно два сапога пара.
– Какие есть.
– Вогнать бы вам эту иглу в одно место, – снова недовольно вздохнула она, наверное, жалея, что не может этого сделать, а потом добавила: – Хотя я и так вгоняю их туда каждый день.
Наверное, стоило прямо сказать ей, чтобы она прекратила вести себя так, словно я её старый друг, с которым можно не церемониться, и вернуть всё в русло «пациент-медсестра», но вместо этого я мысленно махнул на неё рукой. Пускай ставит капельницу и идёт своей дорогой.
– Я понимаю, что в этой больнице, как и во многих других, не то чтобы много мест для развлечений, но проводить всё время в одиночестве… тут каждый рехнётся.
– «Such a lonely day», – почему-то пришли мне в голову слова из одной песни, которую мы иногда играли на репетициях. Я сразу пожалел об этом, дав Ирме новую тему для разговора:
– О! Знаешь «System of a down»? Я обожаю их, отличная группа! – обрадовалась она.
– Мои… друзья их часто играют на своих выступлениях и в компании, я им помогаю в этом.
– Умеешь играть? На чём? – она сильно оживилась, узнав об этом.
«Надо держать язык за зубами рядом с ней!»
– Гитара, бас-гитара, – вяло ответил я, без желания развивать этот разговор дальше.
– А я вот в школе умела на треугольнике играть, – с умилением вспомнила она, и почему-то от этих слов я сперва уставился на неё от удивления, а потом не удержался и громко засмеялся. – Чего смеёшься?
– Обычно хвастаются игрой на гитаре, синтезаторе, барабанах, а вы… – я снова засмеялся, представив эту картину: как кто-то хвастается на сходке музыкантов, что умеет играть на треугольнике.
– Пускай ты тут хохочешь надо мной, моя учительница музыки меня часто хвалила, и вообще я могла… – на этом её хвастовство закончилось, и она как-то удручающе скисла.
– Что – «вообще»?
– Давай не будем о прошлом, я всё равно пошла учиться в медицинский, так что с этим проехали. Лучше давай капельницу поставлю, а то меня ещё Истер ждёт.
Дальше всё вернулось в привычную колею. Я почувствовал запах антисептика, затем боль от входившей в вену иглы. Ирма всё это время молчала и делала свою работу профессионально, без заминок, отработанно. Состав из капельницы потёк вниз, в мою вену, чтобы бороться с болезнью и замедлять её развитие.
– Знаешь, если безвылазно сидеть в четырёх стенах, то никакой препарат тебе не поможет, – со строгим взглядом сказала Ирма, стоя надо мной. – Здесь не так много интересных мест, но ты сходи и посмотри на те, что есть, а ещё лучше – растормоши Истер, вам будет о чём поговорить, у вас же общее увлечение. Где она лежит, ты знаешь. Скоро вернусь, не скучай, – она махнула рукой и вышла, но тут же заглянула обратно: – И да, причеши волосы перед этим.
Ехидно хихикая, она снова скрылась за дверью, а я опять чертыхнулся.
«Что ещё за общие увлечения?» – думал я, когда спустя некоторое время после процедуры выбрался из койки, и подошёл к двери. Я чувствовал себя полным идиотом, которому надо было срочно сгореть со стыда и не позориться, и не потому, что я послушался Ирму и принял её слова как руководство к действию – хоть она и была права, – а потому что, словно дурак какой-то, крался к двери, до которой всего несколько шагов. Всего пара дней здесь, а уже схожу с ума! Но я не хотел шуметь, чтобы не попасться на глаза медсестре и не выслушивать потом её наставления и одобрения. Я просто хотел осторожно выглянуть наружу.
В какое же днище я сам себя загоняю, проще головой врезаться в эту самую дверь, чем позориться так!
Я медленно повернул ручку и не спеша приоткрыл дверь, сразу почувствовав на лице свежий воздух, которого так не хватало из-за плохо открываемого окна. Я стрельнул взглядом по сторонам; никого там не увидев, прислушался, и, убедившись, что коридор чист от посторонних, открыл дверь шире. Я не хотел сейчас с кем-то встречаться, разговаривать, слушать кого-то, особенно ту загадочную соседку по этажу. Я просто решил выйти, посчитав, что и правда загнусь тут быстрее, если буду безвылазно мять койку.
Выбравшись из палаты в коридор, некоторое время я бесцельно бродил по этажу, просто осматриваясь. Мне казалось, что я попал в один из тех фильмов про апокалипсис, где только я остался в живых, а все остальные вымерли от смертельного вируса. Пустой длинный коридор, холл с выключенным телевизором, несколько столиков с задвинутыми стульями, мягкий диван и шахматы. Если всем этим и пользовались недавно, то на первый взгляд это было незаметно. Чувство одиночества не отпускало меня, когда я глядел на нетронутые стулья. Одиночество и пустота. Наверное, отсюда многие мечтали сбежать. Я-то точно уже хочу.
Я не стал ничего трогать, решив для себя, что хватит, насмотрелся, пора возвращаться.
Двери соседних палат были закрыты, из-за них не доносилось ни звука, что подчёркивало ощущение одиночества. И в одной из этих палат лежала моя единственная соседка – Истер. У меня не возникло желания с ней поговорить, даже просто познакомиться, поздороваться. Если ей хуже, чем мне, то моя унылая рожа, скорее всего, нагонит ещё больше хандры… а её состояние может сгустить тьму в моих мыслях о будущем.
Но когда я возвращался к себе, из одной палаты вышла незнакомая мне медсестра, держа в руках пустую капельницу. Она с улыбкой кивнула мне, когда заметила, и, ничего не сказав, ушла.
Вернувшись в свою палату, я устроился на удобной койке и достал планшет, чтобы зарыться в интернет. В этот день я так и не решился ни с кем поговорить.
Как и на следующий.
Правда, моё неподвижное стояние возле чужой палаты выглядело со стороны, наверное, так себе, но на следующий день ноги сами понесли меня к той самой двери, откуда вчера выносили капельницу. Я специально выждал время, когда закончатся все процедуры, не хотелось тревожить в не самый приятный для больного момент, но любопытство всё равно принесло меня сюда. Я всё не мог выкинуть из головы слова Ирмы о тех самых «общих увлечениях», почему-то они меня зацепили, и мне захотелось хоть чуть-чуть приоткрыть их тайну – что это за увлечения такие?
Но я встал как вкопанный, так и не дерзнув постучать в дверь, когда услышал по ту сторону приятный и мелодичный женский голос, который пел неизвестную мне песню, грустную и одновременно обнадёживающую. Вот голос запнулся, остановился, песня прервалась – и я поник, больше не слыша её. Я знал много песен, мы с друзьями любили петь – они частенько выступали небольшой группой с собственной аппаратурой в каких-то подворотнях, а я помогал им, играя на гитаре. И я любил музыку, хоть и был в этом деле профаном. Только эта песня была абсолютно мне не незнакома. Она была словно из другого мира; создавалось ощущение, будто душу человека, который написал её, когда-то пропустили через мясорубку, но, пережив жуткую боль, он выбрался, чтобы донести до других свои слова и чувства.
Я приложил ухо к двери, прислушиваясь. Девушка чертыхалась, проклиная себя, бормотала, что эти слова не должны стоят рядом с теми, что надо срочно всё переписать. Она подбирала слова, снова перепевала уже изменённые строчки, и, найдя подходящий вариант, радостно вскрикнула и резко замолчала. А затем я услышал в её голосе боль:
– Проклятые пальцы, ну почему вы не можете нормально держать карандаш и писать! – отчаянно выкрикнула она. – Ну же, прекратите его ронять!
Стало ясно, что мне не стоит дальше тут стоять, уж точно не сейчас, и я оторвался от двери и вернулся в свою палату, зачем-то шепча слова из той песни, которые умудрился запомнить.
А на другой день я больше не думал знакомиться со своей соседкой, вышвырнув эту мысль из головы. Правда, там многое давно пора было вышвырнуть куда подальше, но свой приговор получила именно она. Мы всё равно встретимся рано или поздно где-нибудь на просторах шестого этажа, а лезть к этой Истер с музыкой чревато для нас обоих – судя по отчаянию, которое сквозило в её голосе. Лучше было не напоминать ей о мечте, которую болезнь у неё отбирает. Как сыпать соль на рану.
Дни в больнице текли мучительно долго, перетекая с одного скучного занятия к другому, такие как капельница, приёмы пищи, посещение врачей и обследования, а также посиделки в интернете и общение с Ирмой, когда она дежурила. На этаже работали и другие медсёстры, добрые и приятные, всегда готовые помочь, но только Ирма не закрывала рта, вечно что-то рассказывая и стараясь завести беседу, совсем не интересуясь, хочу ли я этого. Я даже стал замечать, что мне начинает нравиться общаться с ней, это привносило хоть какое-то разнообразие в серые будни. У неё словно была некая власть – заставляла что-то делать, не сидеть на месте, она прощупывала в разговоре мои интересы и слабости, давя на них, как на рычаг, и сдвигая с места уже меня. Так, после очередного разговора я решил спуститься на первый этаж, пройти через «секретную», как она выразилась, дверь, которую никто не охранял, и которая вела в небольшой сквер за зданием больницы. Ирма даже сказала, что один пациент как-то раз сбежал отсюда, попросив друзей подогнать туда машину.
Там и правда нашлось отличное местечко: всё в цветах, со скамейками и приятным, бодрящим воздухом, который вместе с солнечным светом оживлял, заставляя забыть о душной палате. Возвращаться в больницу не хотелось.
Именно после таких долгих посиделок в сквере я и встретил первый раз Истер. Уходя на улицу, я оставил свой ноутбук включённым, забыл поставить его на зарядку, и когда вернулся, чтобы посмотреть онлайн одну музыкальную передачу, обнаружил, что заряд на батарее закончился. Можно было подключить к зарядному устройству и сидеть с протянутым проводом или взять планшет, но я махнул на это рукой и вышел в коридор. Ирма говорила, что пульт от телевизора и сам телевизор здесь всегда свободны, никаких проблем с ними не будет, вот я и решил попробовать. Тем более, я давно уже не включал ящик.
Но не судьба.
– Так и знал, что Ирма обманула, – тихо произнёс я, когда услышал громкие звуки работающего телевизора. Передача вот-вот должна была начаться, а в холле уже кто-то сидел, смотрел рекламу по тому самому «легко доступному» ящику.
Я собирался развернуться и вернуться в палату, но до моих ушей донеслись знакомая мелодия из заставки музыкальной передачи и голос ведущего, который как всегда бодро начал эфир.
Я выдохнул и принял решение. Похоже, от встречи с Истер мне в любом случае не отвертеться, стоило с этим наконец разобраться. Если сам с ней не встречусь, то Ирма меня к ней погонит силой.
В небольшом холле с четырьмя столиками и включённым телевизором, висевшим на стене, сидел только один человек. Эта была девушка с чёрными короткими волосами, в зелёной-розовой, в горошину, пижаме. Она, не отрываясь, уставилась в телевизор. Я не понимал, интересно ей происходящее на экране или нет, но моих шагов она не услышала, продолжая смотреть. Пульт лежал на столе возле её рук, его свободно можно было взять, но он меня уже не интересовал.
Я подошёл ближе, к соседнему с ней столику. Судя по её реакции, она не ожидала кого-то увидеть здесь в это время, и когда я со скрежетом выдвинул стул, Истер вздрогнула и резко повернула голову в мою сторону. Зелёные глаза изучающе уставились на меня, разглядывая каждую черту моего лица, но затем интерес в них потух, Истер справилась с удивлением и снова стала смотреть передачу, так ничего мне не сказав.
Стало ясно, что общаться она не собиралась.
Она была привлекательной, без лишнего макияжа, короткие волосы сейчас растрёпаны, но это не портило её внешний вид. Я не мог понять, была она младше меня или чуть старше, её возраст на первый взгляд не угадывался. Белоснежная кожа явно давненько не видела солнечного света, словно Истер не выбиралась из здания больницы, что, вкупе с её прохладой ко мне, рисовало образ надменной принцессы из башни. Хотя я не спешил проверять, так ли это. Я даже не поздоровался, также уставившись в телевизор и украдкой поглядывая в её сторону. Она долгое время старалась не замечать меня, но, продолжая наблюдать за ней, словно маньяк какой-то, я заметил лёгкое движение её глаз, на секунду посмотревших в мою сторону.
Похоже, пора было что-то с этим делать, а то так и будем переглядываться. Но не успел я что-то придумать и озвучить, как услышал её мягкий, но не совсем приятный из-за тона голос:
– Я не собираюсь заводить здесь друзей или знакомых, – уверенно сообщила она.
«Вот и поговорили, – эти слова подействовали как крепкая пощёчина, выбившая все мысли, подобранные для разговора. Я отвернулся, не зная, что и добавить. – Ну, точно принцесса!»
– И тебе не рекомендую этого делать, – продолжила она неожиданно.
– Почему? – спросил я, хотя проще было сказать правду: что я и без её советов не собирался заводить друзей. Мне сперва не помешало бы со старыми встретиться, я же с тех пор даже свой телефон не включал.
– Ты, как я поняла, первый раз попал сюда, – это был не вопрос, а утверждение; видать, Ирма рассказывала ей обо мне, – но ты прекрасно должен понимать, что это за место и какие люди сюда попадают, – не оборачиваясь, она подняла левую руку и показала мне свой белый браслет. – Я не хочу заводить друзей, зная, что в любой момент могу их потерять. Я не хочу заводить друзей, зная, что они могут бросить меня.
«Точно, два сапога пара», – вспомнил я слова Ирмы и чуть не засмеялся. Еле удержался, прижав ладонь к губам. Но от неё этого скрыть не получилось, она даже прекратила пялиться в телевизор и с возмущением посмотрела уже на меня, чуть ли не испепеляя взглядом.
– Что смешного я сказала?!
– Прости-прости, ничего смешного, просто вспомнил слова Ирмы, – я еле-еле задавил смех и попробовал придать голосу необходимую в таких случаях серьёзность. Пусть она и казалась мне уже наигранной, я не хотел оспаривать решения девушки. Тем более, что хотя её слова и звучали страшно, я их понимал. – Я прекрасно понимаю тебя, и в них нет ничего смешного, честно. Скорее, даже поддерживаю.
– Вот и ладно. Надеюсь, этот вопрос мы решили.
«Как тут не решить, когда тебе таким тоном это сообщают».
Похоже, разговор был окончен. По телевизору крутили отрывки из популярного сейчас клипа, но часть передачи я пропустил – вникать в происходящее смысла не было, оставалось только встать и уйти. Этот выпуск можно будет посмотреть в записи, а давить своим присутствием на девушку желания не возникало. Прости, Ирма, но пообщаться у нас не вышло, так что твои старания прошли даром.
Я встал, решив вернуться в свою палату, – скоро всё равно ужин, стоило соблюсти тихий час и полежать немного, – но меня остановил голос девушки, услышав который, я аж плюхнулся обратно на стул:
– Ирма попросила меня рассказать тебе о некоторых, как бы это сказать… не задокументированных особенностях и возможностях этой больницы, если я встречу тебя.
– И почему бы ей самой было об этом не рассказать?
– Решила, что так нам будет проще сблизиться, потому и не раскрыла, – чуть ли не закатив глаза, ответила Истер.
– Манипуляторша.
Я удивился, услышав в ответ её смешок.
– Так что она просила передать мне?
– Она попросила сказать, чтобы ты не сбегал через сквер, если вдруг надумаешь.
Ясно, сама рассказала об этом, а теперь предупреждает, причём через третье лицо.
– Ещё она добавила, что если показать браслет в кафешке на первом этаже, то так ты получишь хорошую скидку.
– О таком надо сразу говорить! – возмутился я.
Она продолжила рассказывать о некоторых секретах этой больницы: о том, где можно найти хороших игроков в карты, если я ими увлекаюсь, или что можно бесплатно посетить тренажёры на втором этаже. Некоторые секреты были нелепыми, некоторые полезными, и о них Ирме уж точно стоило рассказать сразу, а не скрытничать, но, похоже, она прекрасно знала свою работу и пациентов, о которых заботилась. Так мы хоть немного, но поговорили друг с другом.
Этот разговор, да и музыкальная передача фоном, помогли нам расслабиться. Я уже было подумал, что лёд сломлен, и можно попробовать дальше поговорить с Истер, хоть и не видел в этом смысла. Она сама распахнула, как мне казалось, двери, за которыми всё это время пряталась, и я решил войти к ней, не думая ни о чём. Мне вспомнилась песня, которую она пела и которую я так и не смог выкинуть из головы, а также её приятный голос.
– Я вчера слышал, как ты пела, – начал я. – Ты молодец, поёшь лучше многих этих популярных певцов, – я ткнул пальцем в сторону телевизора, – и эта песня была…
И дверь закрылась с оглушительным грохотом прямо перед моим носом.
Договорить я не успел, сразу заткнулся, когда Истер уставилась на меня, словно я выдал всем самый её сокровенный секрет. Она ничего мне не ответила, просто неуклюже встала, положила ладонь на поручень, будто опасаясь упасть, и, касаясь его, пошла прочь, неуверенно переставляя подводившие её ноги. Правая ступня была повёрнута в сторону, и Истер всё время смотрела себе под ноги, словно боялась наступить не туда и не так, пока не скрылась за углом и я не потерял её из виду.
– Вот и поговорили. Идиот.
* * *
Закрыв глаза, я лежал в тишине и спокойствии в своей палате, слушая приятную музыку, а из капельницы в мою вену не спеша текло лекарство. Я отдыхал после тренажёров, где немного размялся на велотренажёре и с гантелями. Но стоило догадаться, что отдохнуть не выйдет. Дверь в палату резко распахнулась, чуть ли не слетев с петель, а на пороге стояла Ирма, схватившись за дверной косяк и тяжело дыша, словно бежала сюда с другого конца больничного крыла. Я едва не слетел с койки, когда она вломилась.
– Стучитесь сперва! – рявкнул я. Очень хотелось запустить в неё чем-нибудь, но под рукой был только выключенный телефон и музыкальный плеер.
– Рассказывай! – вместо ответа потребовала она.
Я заморгал от удивления, не понимая её вопроса. Что ей рассказывать? Сбрендила? Тем временем Ирма подошла к моей койке, поставила рядом с ней стул и уселась на него, уставилась на меня нетерпеливым взглядом, чего-то ожидая.
– Истер сказала, что она болтала с тобой вчера. Как всё прошло? – помахивая ладонью, словно подгоняя меня, продолжала она требовать ответа.
Я закатил глаза и положил голову на подушку. Даже вспоминать не хотелось, чем вчера кончился наш разговор, а раз Истер не рассказала об этом Ирме, значит, и она не сильно хотела вспоминать вчерашнее. Могу понять.
– Ничем хорошим этот разговор для нас не закончился.
– Так и думала, – горестно вздохнула Ирма, повесив голову. – Опять она отмахивается от людей. Небось, сказала, что не собирается заводить друзей или соседей, с которыми могла бы болтать тут?
– Ну… – как ей сказать, что это не самое печальное из нашего вчерашнего разговора? – Приблизительно.
– Ясно, снова включила режим одиночки из-за своих школьных друзей. Её можно понять, ещё до болезни у неё было полно друзей, которые теперь про неё забыли, а уж здесь заводить их...
Услышав про бросивших Истер друзей, я с интересом посмотрел на Ирму, надеясь на продолжение. Я хотел услышать, как так вышло, ведь я и сам отдалился от своих друзей. С помощью истории Истер, я мог бы глянуть со стороны на себя, на своё будущее. Может, эта история будет зеркалом моей дальнейшей судьбы.
Как загнул.
Правда пришлось словесно «ткнуть» Ирму, чтобы она продолжила, а то совсем раскисла, забыв про меня.
– А, эта история. Тут всё просто: когда Истер только заболела, её друзья часто навещали её, отбоя не было от них, но когда стало ясно, что она теперь частый гость здесь и все их совместные планы рухнули, они переключились на другие интересы и перестали заходить. Хотя ты не подумай, дурочка Истер тоже изрядно виновата, она просто зациклилась на своей болезни и оттолкнула их от себя. В общем, обе стороны виноваты, только вот Истер теперь не очень стремится заводить друзей.
– А здесь? Дружить с вами, с другими больными?
– Тут… – Ирма обречённо вздохнула. – Тут всё сложно. Она пыталась дружить с больными, но ты сам понимаешь, кто тут лежит и что их жизнь не такая уж и долгая. Нескольких друзей она потеряла, ушла в себя после этого и замкнулась, твёрдо решила, что не стоит больше повторять подобный горький опыт, полностью отгородилась ото всех. И я её понимаю – сколько я потеряла пациентов, работая тут! Но мне хочется увидеть на её лице прежнюю улыбку, хочется, чтобы она почувствовала вкус к жизни, а не ждала в одиночестве смерти в своей палате. Это неизбежный конец для всех, но лучше как-то его скрасить, ведь так?
«Не ждать в своей палате смерти, значит?» – это и правда напоминало меня, только я отгородился от друзей, чтобы не дать им увидеть моё затухание и, возможно, не дать почувствовать горечь расставания, когда они увидят, как мне становиться хуже. Я не хотел, чтобы они беспокоились обо мне, волновались и плакали.
Теперь я видел, к чему это приводит, каким ты становишься, и что думают о тебе другие. Н-да, не туда и не сюда, везде запара, в любом случае кому-то делаешь больно.
– Я ведь вижу, что и ты тут в этакого одиночку играешь с самого первого дня, – Ирма произносила эти слова, смотря на меня с ласковой улыбкой на губах, как всегда смотрела мама, когда хотела успокоить меня. – Истер превратилась в сухое, отталкивающее от себя всех полено, но ей можно помочь. Главное – растопить этот лёд, но для этого и ты должен растопить лёд в своём сердце и пустить туда людей. Прости, что пытаюсь на тебя взвалить всё это, просто вам стоит держаться вместе. Насмотрелась я на таких людей, не в том вы положении, чтобы оставаться в одиночестве.
Она встала и вернула стул на место, собираясь уходить. Ворвалась, нашумела, и ушла, наговорив всякого… Только вот теперь её слова засели в моей голове. Я видел Истер вчера, её реакцию на меня, как отстранённо она себя вела: даже заговорив со мной, старалась держаться на расстоянии. И если я продолжу ото всех отгораживаться, то стану таким же? Она потеряла себя, она в одиночестве смотрит музыкальную программу, потому что любит музыку, сочиняет её, но теперь держит всё в себе под бетонной плитой, ни с кем не делясь своей любовью. Выходит, я стану таким же замкнутым?
Мне стало не по себе от мысли, что любимое занятие станет причинять только боль. Сидеть в одиночестве, страдать от болезни и от мыслей, всё любимое для тебя теперь недоступно из-за ограниченности твоего тела. Это казалось ненормальным, и от этих мыслей бежал мороз по коже.
Я взял выключенный телефон, посмотрел на чёрный экран, и положил палец на кнопку включения.
Будь что будет.
Будь что будет, ага, сам напросился.
Стоило догадаться, что из моих слов «будь что будет» выйдет тот ещё бардак. Теперь за моей спиной стояла блондинка с двумя косичками и от души веселилась, приставив кулаки к моим вискам и вертя их, наказывая за моё исчезновение. У дверей стояли три парня, один из которых играл весёлую музыку на гитаре, а двое других громко считали, дойдя уже до сотни. И ко всему этому привели моя глупость и идиотская мысль, что надо отгородиться от друзей и больше не встречаться с ними.
Всё началось с момента, когда я включил мобильник. Телефон моментально взорвался потоком сигналов о новых сообщениях и пропущенных звонках, от количества которых у меня волосы на голове встали дыбом, и я захотел провалиться под землю от стыда за своё решение оборвать все связи. Особенно понимая, что сейчас к моим друзьям пришли SMS о том, что я появился в сети. Мой палец неосознанно потянулся к кнопке выключения, я хотел избежать того вала звонков, который предстояло услышать и на которые надо было ответить, подбирая слова в своё оправдание, но не успел я это сделать, как заиграла мелодия вызова.
Имя, которое высветилось на экране, ничего хорошего мне не обещало. Можно было сразу вешаться.
Я ответил на звонок, приложив телефон к уху, и зажмурил глаза, словно нашкодивший ребёнок перед поркой, готовясь к буйной ответной реакции. Прошло секунд тридцать, я молчал, как и звонивший. От этой подозрительной тишины лучше не становилось.
– Да? – аккуратно начал я, проверяя почву под ногами.
– Что «да»? – услышал я в ответ молодой женский голос, в котором злость так и сочилась сквозь эти два слова. – Ты давай договаривай, раз наконец телефон врубил.
Слушая её строгий голос, мне так и чудилось, что она с мстительной улыбкой на губах крутит в руках нож. Разговор оказался коротким: она была на репетиции, так что я лишь извинился, кратко описал ситуацию и сообщил, куда и во сколько стоит приходить. Первый разговор прошёл более-менее мирно, что означало только одно – следующий пройдёт, как не знаю что.
Так и вышло.
Наконец Кейт отошла назад, прекратив свою экзекуцию, а трое парней радостно заорали: «Ура!» – не заботясь, что их может слышать вся больница. Так и знал, что первая встреча с ними закончится чем-то подобным.
– Вот и отлично!
Кейт, которая с подросткового возраста выступала под псевдонимом Юй, подошла к троице с широкой и довольной улыбкой, уставившись на меня.
– «Капитан и три придурка» закончили первую показательную порку, как и обещали!
– Почему первую? – вздохнул я, зная ответ.
– Твой поступок заслуживает не меньше сотни других таких же наказаний, уж можешь мне поверить.
Я верил, я ой как верил! Ведь эти слова сказала она, некогда ярая анимешница, а теперь солист группы «Mercredi», которую сама же и создала, чтобы выступать на разных выставках, вечеринках и тому подобном, играя чужую музыку, популярную и не очень. Она всегда мечтала петь свои песни, но приходилось довольствоваться чужими, потому что таланта сочинять ни у кого из группы не было, они могли только играть. Правда, унывая по этому поводу, она ещё активнее бралась за то, что могла.
Невысокая стройная блондинка с буйным характером и двумя забавными косичками, в мрачной, что многих удивляло, чёрной одежде, уже полчаса шумела в моей палате, то распевая песни, то прыгая вокруг меня, придумывая новые способы наказания. Остальные – Майк, Джеф и Вик – её всячески поддерживали в этом, помогая шуметь. Они сразу меня предупредили, что будут мстить за мою выходку, когда я им ничего не сказал и с мрачной рожей отстранился от всего. И твёрдо решили, что теперь я от них не отвяжусь.
– Что теперь придумаем, а? – обратилась она к парням, и те в ответ синхронно пожали плечами. – Блин, от вас помощи, как от козла любви! – она махнула на них рукой.
– Кейт, – осторожно начал я, – время для приёма уже заканчивается.
– Да я тут ночевать буду, сяду на этот стул и не спущу с тебя глаз, – она сперва поднесла два пальца к своим глазам, а затем ткнула указательным в меня, после чего горестно добавила: – Хотя нам завтра на одной вечеринке на разогреве выступать, выспаться бы не мешало.
– Вот и вали домой, тебя всё равно охрана пинком вышвырнет отсюда!
Поэтому я и решился от них закрыться: знал, что она меня так просто не оставит. Хотя теперь я понимал, что очень соскучился по ним и по всей этой шумихе.
– Я, может, и уйду, – она села на стул и строго уставилась на меня, – только сперва пообещай больше не пропадать, мы ведь все волновались.
– Точно, – влез Вик, наш басист, – тебе бы за твою выходку голову намылить, вычистить от дурости.
– Понял-понял! – я поднял руки, соглашаясь со всем. – Даже если и захочу, я от вас всё равно не отделаюсь.
– Вот и правильно, сразу бы так. Хотя тут и моя вина: сама не заметила, в каком состоянии мой запасной гитарист, вот и получила нервотрёпку. Хорошо, за это я могу скостить тебе пять наказаний.
– Всего пять? – вздохнул я. – Мелочная.
– А за эти слова десять прибавлю! – надулась она.
Я не стал отвечать – вскочил с койки и поднял Кейт, а затем стал выталкивать из палаты всех четверых.
– Выметайтесь уже отсюда!
– Чего так грубо?!
– Не надо было опаздывать, время посещения вышло! – отмёл я все попытки возразить. Тем более, что мне хотелось отдохнуть – и так большую часть дня провёл за написанием сообщений и ответами на звонки.
До лифта вытолкать их мне, правда, не удалось – Кейт вцепилась в дверь и уставилась куда-то в коридор.
– Ого, а тебя тут девушка ждёт! – радостно сообщила она. Я выглянул в коридор и увидел стоявшую рядом с моей палатой Истер. Она крепко держалась за поручень и с удивлением молодого оленя при виде человека глядела на нас.
– Скорее, это вы ей мешаете своими криками, – ответил я. Ничего другого, объясняющее её появление, я придумать не смог.
– Меня зовут Кейт, но ты можешь звать меня Юй! – радостно сообщила Кейт, выставив вперёд правую руку и показав большой палец, и подмигнула Истер. Удивление той стало ещё заметнее.
– Можешь никак её не называть, они уже сваливают, – я настойчиво дотолкал друзей до лифта и вызвал его, надеясь молча дождаться его прибытия.
– И когда он приедет?
– Не скоро, – обречённо ответил я. – Ждём.
– Но ты понял меня, да? Больше не пропадай, иначе я на уши весь город поставлю, так и знай.
– Да-да, я понял.
– И ты тут не унывай! – Кейт выглянула из-за моего плеча и помахала Истер рукой, и та, не зная, что делать, помахала в ответ. Похоже, это проявление дружеских чувств было для неё шоком.
Я повторно нажал на кнопку, чтобы спустить лифт с седьмого этажа, и когда двери открылись, друзья сразу ввалились внутрь.
– Помни мои слова, – обратилась ко мне Кейт, положив руку на дверь, чтобы не дать ей закрыться.
– Теперь уже точно не забуду, поверь.
– Вот и отлично, тогда встретимся послезавтра, я позвоню, – она шагнула вглубь кабинки и помахала мне рукой, прощаясь. Остальные кивнули. Двери закрылись, унося на первый этаж их радостное бормотание.
Я упёрся лбом в двери лифта и вздохнул, словно с меня сняли тяжёлый груз. Всё-таки, когда Кейт рядом, многим приходится активничать в сотни раз больше чем обычно, иначе можно получить. Такой уж она человек. С товарищами по группе ей определённо повезло, они всегда были рады этой активности.
– Почему Юй? – услышал я за спиной голос Истер, про которую уже успел забыть.
– Это всё, что тебя интересует? Потому что раньше она начинала с аниме, сидела с этим ником на форумах, пела песни из сериалов и выкладывала каверы в ютюб, а потом взяла как псевдоним, вот и закрепилось.
– Громкая она, – это прозвучало как упрёк.
– Знаю, характер такой. Если бы узнала её поближе, и не такое бы на себе испытала, – я повернулся и взглянул на хмурое и одновременно с этим полное любопытства лицо Истер. Да, похоже, мы сильно шумели и привлекли её внимание, и она, наверное, пришла дать нам пинка за это. – Прости, если помешали, больше они здесь шуметь не будут, обещаю.
Почему-то я подумал, что она хотела услышать именно эти слова – что больше ей не помешают, – но услышав их, она поджала губы, и её глаза забегали из стороны в сторону. Казалось, что Истер хотела услышать от меня что-то ещё, но по какой-то причине не могла спросить. Кажется, её загнанность и отрешенность заставляли её держать язык за зубами. И в кого-то подобного хотел превратиться я, значит?
– Ты ведь хочешь что-то спросить?
Всё-таки я не настолько отстранился от внешнего мира, чтобы не сложить два и два. Её реакция говорила, что тут она не из-за этого, и после небольших размышлений мне в голову пришла одна мысль:
– Ясно, ты слышала, как поёт Кейт и играют мои друзья и тебя это привлекло. Ты про них хотела спросить? И здесь ты просто слушала их игру?
Мои слова, конечно, были простой догадкой, гаданием на кофейной гуще, но дальнейшие действия Истер ясно сказали – я попал в цель. Удивление, попытка отвести глаза и что-то ответить мне – но либо она считала меня дурачком и не ожидала от меня такой сообразительности, либо, что никто ничего не заметит. Наконец она вдохнула всей грудью, что-то для себя решив, развернулась и, держась за поручень, пошла в сторону своей палаты.
Ничего неожиданного.
Стоило её отпустить и пойти к себе, ведь это не моё дело, но чудной день и встреча с друзьями, их общительность, сказались на мне соответствующе. Я не хотелось её отпускать, чтобы она опять замкнулась в себе после того, как пришла сюда, решив немного приоткрыть свою клетку.
– Стоять на месте! – я подошёл к ней и, не спрашивая разрешения, схватил за запястье, остановив и потянув на себя.
Но я сглупил, когда поступил так, не учтя её нынешние возможности держаться на ногах и не рассчитав свою силу. От резкой остановки она стала заваливаться на меня, вскрикнув от удивления; её рука, державшаяся за поручень, выпустила его, и если бы я не подхватил Истер за плечи, она бы рухнула на пол.
– Извиняюсь, – раскаиваясь, сказал я, только вот голос явно прозвучал неискренне.
– Ты что творишь?! Ты вообще соображаешь, что делаешь? – она задрала голову и с испугом и возмущением посмотрела мне в глаза, но тут же зажмурилась и опустила взгляд. – Голова из-за тебя закружилась!
– Тогда тебе надо присесть, – решил я и бесцеремонно поволок в свою палату.
Даже не хотелось представлять, как это выглядело со стороны: беспомощная девушка возмущается и требует её отпустить, а парень силой тащит её куда-то. Хорошо, что сейчас тут не было охраны.
– Прости, конечно, но нам стоит поговорить, и уже давно, – я подтащил её к своей койке и посадил на неё, сам сел на стул напротив. Не знаю, насколько Истер сдалась в борьбе со своей болезнью, но сейчас, в борьбе со мной, она сдаваться не собиралась: попыталась встать, хоть и неуклюже, и тут же вновь сев на кровать. Видно было, что её напускное безразличие улетучилось, теперь она даже побаивалась меня… точно, маньяк какой-то. Позорище!
– Я Глен, – представился я, не зная с чего начать разговор. Она не подхватила мой энтузиазм, продолжая смотреть на меня как на извращенца. Я указал пальцем на неё, намекая, что жду ответной реакции, но не сработало. – Ладно, я и так знаю, что тебя зовут Истер, так что будем считать, что познакомились.
– Что ты хочешь от меня? – Истер начала приходить в себя – возможно, почувствовала, что опасность ей не грозит, и потому её характер, а может, и маска непробиваемой одиночки, стали возвращаться. – Лучше дай мне уйти.
– Уйдёшь, я даже сам тебя до твоей палаты донесу в знак своих извинений, но давай сперва поговорим.
– О чём? – нахмурилась она, с подозрением посмотрев на меня.
И правда, о чём я хотел поговорить? Но раз похитил её, то надо бы придумать.
– О чём я хотел поговорить, значит…
– Ты сам не знаешь? – теперь подозрение смешалось со взглядом, который можно было выразить как «он псих?» – Ты меня сюда притащил, сам не зная зачем?
– Стоп! – я выставил вперёд открытую ладонь, останавливая её мысли, пока не дошло до грустных выводов. Хотя и так уже печально было на всё это смотреть. – Просто всё так неожиданно случилось, что я немного растерялся.
– Может, тогда я пойду, а ты пока разберёшься со своими… странностями в голове?
Разговор явно катился в пропасть, причём по моей вине. Я протёр глаза, выгадывая время придумать, в какую сторону развивать диалог, чтобы он не скатился в никуда. Ведь нам наверняка было о чём поговорить? Должны были найтись общие интересы, которые могут проложить мост между нами? Общие интересы!
– Расскажи про своё увлечение, про музыку. Можно даже спеть.
– А? – а вот тут, похоже, я добил её. Глаза Истер сперва сузились до двух недоверчивых щёлочек, а потом полезли на лоб от удивления, и уже громко она повторила: – А?!
Я никогда не считал себя замкнутым и мог легко завести с кем-то беседу, если этого требовала ситуация… Но, похоже, я себя сильно переоценил. Теперь она смотрела на меня, как на заклятого врага, в глазах подозрение, недоверие и лёгкий испуг. Оно и не удивительно. Но раз уж я начал, то решил идти к своей цели на пролом.
– Сядь, – я вновь схватил её за плечи и усадил на койку. Уже третий раз с начала нашего разговора.
Но она отмахнулась, сбрасывая мои руки, словно избавлялась от назойливой мухи.
– Ч-чего ты хочешь?! Я сейчас позову сестёр, если ты меня не отпустишь, тебя вмиг отсюда вышвырнут, – продолжала она гнуть свою линию, пускай сломленным и обеспокоенным голосом.
– Услышат ли… – прозвучало как-то жутко, похоже, перегибаю палку. Но надо было как-то её удержать.
Но на эти мои слова она нашла чем ответить. Быстро придвинулась к стенке и потянулась к кнопке вызова. Пришлось резво соскочить с места и перехватить её руку.
– Да-да, всегда можешь, только сегодня дежурит Ирма, так что она поддержит меня.
Истер прикусила губу, услышав знакомое имя. Видать, Ирма и правда та ещё сестра, одного имени хватает, чтобы растерять весь настрой к побегу. Ладно, продолжаем прощупывать почву и дальше.
– Что ты хочешь добиться этим? – повторила она свой вопрос, явно начиная сдаваться.
Хороший вопрос, замечательный! Мне и самому хотелось узнать на него ответ. Я снова призадумался, хотя ситуация к этому не располагала и надо было решать всё быстро, пока она не ушла. Тогда нам уж точно не удалось бы больше поговорить.
– А, проклятье, я просто хочу завести с тобой разговор! – выпалил я, не зная, что ей ещё сказать. – Музыка лишь повод. Я хоть и не профессионал в этом деле, но сам играю на гитаре с друзьями и немного смыслю в этом, а ты поёшь, и голос у тебя красивый, правильно поставлен, ещё и сочиняешь, как я понял… Вот и уцепился за первое, что в голову пришло.
Звучало, мягко говоря, не очень. Но что мне было ей сказать? Я ничего о ней больше не знал, не о здоровье же болтать? Истер не сразу ответила, просто смотрела на меня, не веря своим ушам, слегка приоткрыв рот. Морщинки на её лбу намекали на усиленное размышление, она явно старалась понять, что я от неё вообще хочу. Но, видать, я перестарался. Вместо ответа она закрыла глаза и положила ладонь на лоб, устало сказав:
– У меня голова сейчас кругом пойдёт.
– Давай Ирму позову? – забеспокоился я. Мало ли что может случится.
– Не надо! – резко отказалась она. – Если Ирма нас увидит вместе, её не остановить будет.
И то верно, от радости за нас у неё крышу снесёт, даже представлять этого не хочу.
– Я хочу задать тебе вопрос.
– Валяй, отвечу.
– Зачем тебе всё это? – её пристальный взгляд пронзил меня, словно она ожидала подвоха в моих словах или даже лжи. – Говорить со мной, держать ради этого тут? Похищать.
– Я тебя не похищал! И сам не знаю, ради себя скорей всего, – честно ответил я, понимая, что другого ответа у меня просто нет. – Не хочу загонять себя, как ты, уж прости. Отстраняться настолько, чтобы потом сидеть в четырёх стенах и не видеть мира вокруг. Вот мне и стало интересно познакомиться с тобой. Я уже не раз пытался, но что-то… опускались руки.
– Тебя Ирма надоумила? – я почувствовал в этих словах не упрёк в адрес медсестры, а скорее усмешку. Даже боюсь представить весь размах сетей, которыми она оплела пациентов, раз они сразу думают на неё.
– Скажем так, после разговора с ней я решил наконец позвонить друзьям. Ты их как раз видела недавно. А после разговора с ними понял, что и с тобой стоит пообщаться. Ведь ты пришла сюда не ругаться из-за шума, так?
Истер вздохнула и опустила голову, словно схитривший ребёнок, которого разоблачили. Но я увидел новую интересную сторону её характера: её щёки покраснели, и чтобы не показывать этого, она и опустила голову. Вот как, холодная принцесса вдруг обрела человеческие чувства.
– Меня привлекла игра на гитаре, – не поднимая головы, заговорила она, – живой звук струн, который давно уже не слышала. А потом и голос той девушки. Как она пела. Именно это меня и привлекло, я захотела узнать, что здесь происходит, и кто поёт.
– Значит, я был прав, у тебя это на лице было написано.
– А тебе прямо надо было смотреть на моё лицо! Знаешь, некоторые секреты лучше вслух не раскрывать, – ответила она, подняв голову.
И я увидел хитрую и весёлую улыбку на её губах, словно кто-то незаметно подменил сидевшую секунду назад возле меня девушку на другую, более живую, яркую. Я её даже не узнал. Девушка, которая сейчас сидела передо мной, словно вырвалась из жестокого и неприятного мира, пробила закрытую серую дверь, рванув к яркому и ласковому солнцу. Похоже, я смог растопить лёд между нами и увидеть ту, которая сочиняла песни и хотела их петь со своими друзьями.
Возможно, теперь отношения с моей соседкой наладятся.